Бертран Рассел: Философский словарь разума, материи, морали

Если есть будущая жизнь и если небо является вознаграждением за нищету, существующую здесь, внизу, мы поступаем совершенно правильно, противясь любому улучшению земных условий, и мы должны восхищаться бескорыстием промышленных магнатов, которые позволяют другим монополизировать небольшое доходное мучение на земле. Однако если вера в потустороннее окажется ошибкой, значит мы отбросили существующее ради его тени и оказались так же несчастливы, как те, кто вкладывает все свои сбережения, накопленные за жизнь, в предприятия, которые становятся банкротами. [или МММами – А.Б.]

Вопрос о личном бессмертии покоится на несколько иных основаниях. Здесь возможны доказательства. Люди являются частью каждодневного мира, которым занимается наука, и условия, определяющие их существование, познаваемы. Капля воды не является бессмертной: ее можно разложить на кислород и водород. Поэтому, если бы о капле воды было сказано, что она имеет качество водянистости, которое будет жить после ее разложения, мы были бы склонны отнестись к этому скептически. Нам известно, что мозг также не бессмертен и что организованная энергия живого тела исчезает со смертью и, таким образом, становится непригодной к действию.

Большинство из нас воспитывалось в вере, что вселенная обязана своим существованием мудрейшему и всемогущему Создателю, чьи цели милосердны даже в том, что может нам показаться злом. Я не думаю, что было бы справедливо не подвергнуть это убеждение той проверке, которой мы подвергаем не столь глубокие и сокровенные убеждения. Существует ли хоть какое-то подтверждение существования такого Создателя? Несомненно, вера в Него утешает и иногда положительно воздействует в нравственном смысле на характер и поведение. Но это не является доказательством истинности веры. Я, со своей стороны, думаю, что вера утратила какую бы то ни было разумность с тех пор, когда стало ясно, что земля не является центром вселенной.

Привычка находить удовольствие не столько в действии, сколько в мысли предохраняет от глупости и излишней любви к власти; она помогает сохранить спокойствие в несчастьи и мир в душе среди забот. Жизнь, ограниченная только личным, рано или поздно станет невыносимо болезненной; лишь окна в более широкий и не столь капризный космос могут облегчить наиболее трагические моменты жизни.

Я думаю, что Плотин был прав, ратуя за созерцание вечных вещей, но он был неправ, думая, что этого достаточно для устройства достойной жизни. Созерцание, для того чтобы стать благотворным, должно сочетаться с практикой; оно должно вдохновлять действие и облагораживать цели практической государственной деятельности. Если же оно уединяется в монастыре, оно не более чем способ бегства.

Определенная степень изоляции как в пространстве, так и во времени существенна для создания независимости, необходимой для серьезной работы; должно быть нечто, обладающее для нас большей важностью, нежели восхищение толпы современников. Мы страдаем не от забвения теологических убеждений, а от утраты одиночества.

Человек развился из животных, и между ним и амебой не существует серьезного разрыва. Нечто очень близкое знанию и желанию, в отношении их влияния на поведение, существует среди животных, причем даже там, где нелегко поверить в наличие «сознания». Нечто подобное существует и в нас самих в тех случаях, когда ни о каком «сознании» не может идти и речи. Поэтому естественно предположить, что независимо от того, какое определение «сознания» признать правильным, «сознание» не составляет сущности жизни или разума.

Если это верно, то когда стол находится в нашем сознании – как говорит здравый смысл – происходит приблизительно следующее. Во-первых, имеется некий физический процесс, внешний по отношению к нашему телу, который служит раздражителем для глаза, что редко, но все же иногда случается и при отсутствии действительного физического стола. Далее происходит процесс в глазу, нервах и в мозгу, в результате чего получается цветное изображение. Это цветное изображение по закону ассоциации возбуждает осязательные и другие ожидания и образы, а возможно, также воспоминания и другие привычки. Однако весь этот ряд состоит из непрерывной каузальной цепи в пространстве и времени, и у нас нет никакого основания утверждать, что события внутри нас так уж сильно отличаются от событий вне нас: должно быть, относительно этого нам придется остаться в неведении, поскольку все, что мы знаем о внешних событиях – это только их абстрактные математические характеристики, исходя из которых нельзя заключить, подобны ли они «мыслям» или нет.