Вадим Руднев: Винни Пух и философия обыденного языка

В мифологической традиции имя тождественно его носителю [ Лотман-Успенский 1973 ], и в этом смысле найти имя для дома – это то же самое, что найти сам дом. Но Кристофер Робин, находящийся на границе мифологического и обыденного миров, смотрит на эту идею слегка иронически. В ВП не раз обыгрывалась важность идеи наречения и тем самым придания статуса существования (Генри Путль и т. д.). Действительно, собственные имена обладают особенностью, появившись один раз, начинать сразу жить своей жизнью в одном из возможных миров, соотносимых с действительным миром.

В этом эпизоде И-Ё, с одной стороны, спровоцирован Кроликом, который дал ему задание искать дом. Никогда ни к кому не приходивший И-Ё поэтому берет на заметку первый попавшийся дом, не подозревая, что это дом Поросенка. С другой стороны, И-Ё бессознательно осуществляет символическую месть Поросенку и Пуху за то, что они ранее перенесли его дом с одной стороны Медвежьего Угла на другую (в главе «Дом»).

Поросенок говорит так под воздействием стихов Пуха. После того как его публично назвали храбрым, он не может позволить себе быть невеликодушным. Такова прогностическая и провокативная особенности художественного слова. С другой стороны, фактически ни в каком доме Поросенку больше жить не придется, так как в следующей главе Кристофер Робин уходит, забирая с собой только Пуха. Таким образом, путаница с домами приобретает отчетливую эсхатологическую окраску: скоро наступит конец мира, и поэтому нечего беспокоиться о жилье.

Стихотворение И-Ё представляет собой не только нелепую попытку самовыражения, но и драматический прорыв замкнутого в себе и на себя подавленного сознания И-Ё к другим, неловкий, неудачный, но тем не менее благородный. С другой стороны, И-Ё понимает, что, лишившись Кристофера Робина, он лишается своей единственной опоры, так как другие животные не относятся к нему всерьез и не жалеют его (кроме Пуха, но к нему сам И-Ё не относится всерьез). Само стихотворение написано свободным рифменным стихом (раешником). В нем можно угадать черты пародии на верлибр и авангардную поэзию 1920-х годов.

Пух достаточно тонко описывает момент интенции, внутреннего состояния желания, намерения и т. д. Не мудрено, что Пух не знает, как это называется, ведь этот феномен с логико-философских позиций описан лишь в 1980-е годы [ Searle 1983 ].

Имеется в виду, конечно, не то dolce farniente, которое описывает Пушкин в романе «Евгений Онегин». Ничегонеделание Кристофера Робина, несмотря на свое детское происхождение, гораздо ближе грозному хайдеггеровскому «ничто», которое «ничтожит» все вокруг себя [ Хайдеггер 1986 ], это предвестие конца, когда можно уже не делать ничего (ср. в «Волшебной горе» Т. Манна подробное описание состояния школьника, оставшегося на второй год и выпавшего из обычного ритма жизни), и по своей универсальности это ничто близко ко всему . Ничего Кристофера Робина позитивно своей универсальностью – это ни работать, ни жениться, ни выбирать профессию (что было реальной проблемой в жизни К. Милна), это чистая созерцательность и приятие мира вне его любых специфицирующих (профессиональных, возрастных, этнических и т. д.) проявлений, когда необходимо отрезать от себя по кусочку что бы то ни было.

Смысл зачарованности этого места в его бесконечности, неквантифицируемости (невозможно сосчитать количество сосен) и в то же время открытости по отношению к другому миру. С. Ю. Кузнецов обратил внимание комментатора, что количество сосен – 64 – совпадает с количеством гексаграмм в «Книге перемен», при этом сосчитать их невозможно потому, что одна гексаграмма находится в действии в момент подсчета.

«Они» – взрослые, – которые не только не разрешают заниматься ничем, но сами не понимают ценности этого занятия (ср. отношение самого А. Милна к ВП как к чему-то несерьезному).

Последняя фраза ВП стала эпиграфом к книге Кристофера Милна «Зачарованные места» [ Milne 1976 ]. В чем смысл этой фразы? Вероятно, ее можно истолковать так. В линейном времени становления Кристофер Робин должен идти своей дорогой, дорогой подрастающего отрока. Но в циклическом времени мифа, в котором возвращается и обновляется все в жизни человека, в этом циклическом времени, символом которого является круг из шестидесяти-скольких-то сосен Зачарованного Места, сохраняется своеобразный информационный заповедник памяти. И в этом Зачарованном Месте, в этом Заповедном Лесу, Пух и Кристофер Робин остаются неразлучными навсегда что бы там ни было.