Лев Шестов - На весах Иова

Вот почему нужно, рассуждая о справедливости, о жизни и о вечном спасении, удалить совершенно с наших глаз закон, как будто бы он ничего не значит и никогда не должен был бы что-нибудь значить (лат.).

Закон дан по причине преступлений (лат.).

Я бы не осмелился так называть закон — это было бы страшнейшее богохульство, если бы апостол Павел этого не сделал до меня (лат.).

Обойтись без Бога (фр.).

Но этого-то я и боюсь (фр.).

А почему? Чего вам терять? (фр.).

Ничего нельзя понять в творениях Божиих, если не исходить из того, что он хотел ослепить одних и просветить других (фр.).

Смирись, бессильный разум; умолкни, глупая природа: знай, что человек — существо, бесконечно непонятное для человека, вопроси у твоего Владыки о неведомом тебе истинном твоем состоянии. Послушай Бога (фр.).

Этот прекрасный развращенный разум все развратил (фр.).

Удивительно между тем, что самая непостижимая для нашего разумения тайна — преемственность первородного греха — и есть именно то, без чего мы никоим образом не можем познать самих себя! И действительно, ничто не шокирует так наш разум, как ответственность за грех первого человека, распространяющаяся на тех, кто, по-видимому, не мог соучаствовать в нем и не может нести вину за него. Эта наследственность вины кажется нам не только невозможной, но и крайне несправедливой; с нашим жалким правосудием никак не согласуется вечное осуждение безвольного ребенка за грех, в котором он принимал, по-видимому, так мало участия, ибо оно произошло за шесть тысяч лет до его появления на свет. Конечно, ничто не может оскорбить нас больше, чем это учение; тем не менее без этой тайны, самой таинственной из всех тайн, мы не будем понятны самим себе. В этой бездне… завязывается узел нашей участи; так что без этой тайны человек непонятен еще больше, чем сама эта тайна (фр.)

Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не философов и ученых (фр.).

Навеки в радости за один день подвига на земле (фр.).

Настоящая и единственная правда в том, чтобы ненавидеть себя (фр.).

У сердца свои основания, которых разум не знает (фр.).

У разума свои основания, которых сердце не знает (фр.).

Бессмертие души для нас столь важный вопрос, он касается нас так глубоко, что нужно утратить всякое сознание, чтобы быть равнодушным к нему (фр.).

Ничто так не важно для человека, как его положение; ничто ему так не страшно, как вечность. Поэтому совершенно противоестественно, что находятся люди, равнодушные к утрате своего бытия и к опасности вечного ничтожества. Совсем иначе относятся они к любой другой вещи: боятся всего вплоть до сущей безделицы, стараются все предусмотреть, всему сочувствуют; и тот самый человек, который проводит столько дней и ночей в досаде и отчаянии по поводу потери должности или какого-нибудь воображаемого оскорбления своей чести, — тот же самый человек, зная, что со смертью он потеряет все, не беспокоится об этом, не волнуется. Чудовищно видеть, как в одном и том же сердце в одно и то же время уживаются такая чувствительность к мелочам и эта странная бесчувственность к самому важному. Эта непостижимая завороженность и сверхъестественное отупление свидетельствуют о всемогущей силе, которая их вызывает (фр.).

Сделай (Господи) так, чтобы в этой болезни я сознавал себя как бы умершим, отделенным от мира, лишенным всех предметов моей привязанности, одиноко предстоящим Тебе (фр.).

Обращение его сердца (фр.).

Не будем же искать уверенности и прочности (фр.).

Наша способность к познанию естественно постижимых начал — божественного происхождения, ибо создатель нашей природы — сам Бог. Божественная мудрость также содержит эти начала. Таким образом, все, противоположное э тим началам, противоположно божественной мудрости и, стало быть, не может происходить от Бога. Следовательно, божественное откровение, достигаемое верой, не может быть противоположно естественному знанию (лат.).