Петер Слотердайк - Критика цинического разума

Философия для немца — то же, что художественная литерату­ра для россиянина. Это — национальная гордость, пробный камень интеллигентности, дело, известное всем и каждому. Нет никого, кто не разбирался бы в ней или, точнее, не мог бы о ней поговорить. Точно так же любой российский врач, инженер или страховой агент, благодаря стараниям нашей школы, по сей день способен напрячься, тряхнуть стариной и провести литературоведческий анализ романов Достоевского и Толстого. Среднее поколение россиян еще помнит времена, когда «Войну и мир» читали на пляже. Немецкий интел­лектуал, отнюдь не являющийся философом по профессии, тоже может читать философские книги, специально изданные в карман­ном формате, где угодно. Во время наших застольных бесед очаро­вательная тридцатилетняя супруга теолога, адвокат по профессии, сильно удивила мужа, обнаружив незаурядные познания в немец­кой философии 60-х годов. На вопрос, когда она успела их приобре­сти, последовал ответ: «Читала, когда ты спал на пляже».

Именно этими людьми книга Петера Слотердайка была приня­та с нескрываемым удовольствием. «Философия улицы!» — радостно говорили они, имея в виду философию, вышедшую за стены биб­лиотек и университетских аудиторий. В отличие от работ академичес-

ких, не то чтобы совсем уж непонятных, но несколько тяжеловатых и сухих, чтобы читать их с удовольствием и на досуге, книга Сло­тердайка вызывала у них интерес сразу по нескольким причинам.

Главная из них, видимо, все же в том, что она сняла у молодых интеллектуалов комплекс вины за происходящее в мире. Классичес­кая немецкая философия, известная со школьной и студенческой скамьи, сурово требовала от каждого ежедневного морального под­вига. В особенности этим отличалось кантианство. Еще в годы жиз­ни кенигсбергского мыслителя критики привели его в некоторое сму­щение. Ригорист Кант утверждал, что исполнением долга можно считать только то, что делается ценой отказа от всякого наслажде­ния. Либо наслаждение, либо долг. Критики указали Канту на то, что исполнять супружеский долг, в таком случае, можно только при полном отсутствии любви к жене. Словом, философы классичес­кие — и учителя, распространявшие их доктрины — призывали посвящать себя служению обществу, жить его интересами, быть гу­манными и просвещенными, не относиться к другому человеку как к средству, прежде думать о человечестве, потом о себе. Слов нет, все это важно, но вот совсем уж не думать о себе как-то не получалось. И каждый раз, совершая поступок «реалистический», то есть про­диктованный жизненной необходимостью и собственными интере­сами, сегодняшний наследник немецкой классической философии ощущал в глубине души угрызения совести от такого эгоизма.

Книга Слотердайка облегчила его страдания. Она открыто сказа­ла ему, что он вовсе не один такой эгоист, что для любого порядочного человека характерен разрыв в сознании между высокими требова­ниями просветительских идеалов, известными со школьной скамьи, и тем, как приходится поступать в действительности. Повседнев­ный, массовый, «диффузный» цинизм, по Слотердайку, состоит в том, что знаешь лучшее, а делаешь худшее. Означает ли это отказ от идеалов? Нет. Психология человека такова, что скорее откажется от гуманистических идеалов тот, кто твердо намерен быть абсолют­ным моральным отличником. Поставив себе первую пару двоек за эгоизм, он махнет рукой и, сознавая, что отличником ему уже не стать, пустится во все тяжкие. Не лучше ли считать, что порядоч­ный человек — это не только тот, кто совсем не делает гадостей, а тот, кто делает их неуклюже и без всякого удовольствия. Лишь у морального троечника есть возможность заняться совершенствова­нием, предварительно хорошенько посмеявшись над собой.

Об этом и написана «Критика цинического разума».

А. В. Перцев, доктор философских наук, профессор кафедры истории философии Уральского государственного университета

+++