Ночное небо замыкают
Синеющие своды круч,
И молнии одни сверкают
Под мрачными бровями туч.
На чужедальнем горном склоне
Сосновый корень одинок,
И к лесу тянется и тонет
В багрянце голубой дымок.
Один на небе чужедальном
Сочится дождь, пока велят,
И так печально, погребально
Из глаз твоих сочится взгляд,
Который вновь являет свету
Все разоренное судьбой:
Жизнь, счастье, канувшее в Лету, –
И возвращает нам с тобой.
Поумнел вчера, девицы, –
Стало мне семнадцать лет.
Взором старой мудрой птицы
Я гляжу на белый свет.
Мысль пришла, предстала словом –
Едкой истины глоток!
Вам ли быть с таким уловом?
Вам бы чувства шепоток!
Редко думает бабенка,
Но в пословице – совет:
Руководствуй, как ребенком,
Чуть размыслит – сладу нет.
Видно, рвется там, где тонко:
Бабья речь – блошиный скок,
Редко думает бабенка,
А размыслит – не дай Бог!
Мудрость дедов как не славить!
Но, имея острый ум,
Я и сам могу представить
Квинтэссенцию всех дум.
Вы – раздумий тех причина,
Я открыть их нынче рад:
Девки – краше,
Но мужчина
Интересней во сто крат.
Воскликнул Зигфрид: «Чья вина,
Что нет ни меда, ни вина?
С утра в лесу шумит охота,
Уже спина мокра от пота,
Уже давным-давно пора
Разлить питье по звонким чашам
И гончим дать воды – жара
Сбивает нюх собакам нашим!»
Тут Гюнтер Хагена зовет:
«Ответствуй, где вино и мед?»
Готов у Хагена ответ:
«Король, питья сегодня нет.
Я незадолго перед этим
Слыхал, что в Шпессарт мы поедем,
И всё велел послать туда,
Я виноват – но ненароком.
А впрочем, горе – не беда:
Здесь есть ручей. К его истокам
Нас эта тропка приведет…»
И Зигфрид молвил: «Что ж, вперед!»
Но Хаген вновь хитрит: «Постой!
Повсюду признано молвой,
Что в беге с Зигфридом сравниться
Ни лань не может и ни птица.
Молве поверить каждый рад;
Проверить – было бы мудрее.
Давай побьемся об заклад.
Кто добежит к ручью быстрее.
Кто будет первым, кто вторым,
Кто третьим – там и поглядим!»
Как Хаген с Гюнтером спешат!
Избавившись от тяжких лат,
Они вперед рванулись оба,
Исполненные тайной злобы.
А Зигфрид мчится как олень,
Он ног не чует под собою,
Еще не ведая, что тень
Измены дышит за спиною.
О Зигфрид, страшен твой заклад:
Они убить тебя хотят!
Стопа у Зигфрида легка,
И первый он у родника.
«Ручей, – он спрашивает, – вдаль ты
Куда бежишь из Остенвальда?»
Ответа нет. Родник течет,
Маня прозрачной синевою.
На берег Зигфрид меч кладет
И лук с тугою тетивою
И ждет соперников своих –
Негоже пить ему без них.
«Пей первым, Гюнтер, – королю
Промолвил Зигфрид, – утолю
Я жажду следом за тобою…»
И вот склонился над водою.
А Хаген, оглядясь окрест,
К герою со спины подходит
И вышитый Кримхильдой крест
Он на плаще его находит.
Да, Зигфрид тоже уязвим.
Копье врага – уже над ним!
Смешалась кровь с водой ручья.
Нет, не достать рукой меча,
И лук с тугою тетивою
Сокрыт от Зигфрида травою.
Ужель покорно умирать?
Но щит, последнее оружье,
Он смог, стеная, приподнять
И, описав им полукружье,
Ударил Хагена – и тот,
Как зверь побитый, прочь ползет.
Кто сможет Зигфриду помочь?
Он боль не в силах превозмочь,
Жжет рану гибельное пламя,
Он еле шевелит устами.
Пред ним предатели дрожат,
Но отвести не могут очи
От Зигфрида, чей гневный взгляд
Подернут мраком вечной ночи,
И слабый шепот мнится им
Небесным стоном громовым.
«За честь и славу на войне,
По праву отданную мне,
Вы гнусной мздою отплатили,
Но нету правды в вашей силе,
Нет света в вашем торжестве!
Кримхильдой я невольно предан,
Сын с подлым Хагеном в родстве,
И яд измены мной изведан…
Но, Гюнтер, об одном молю:
Кримхильду не губи мою!»
Смолк Зигфрид. Хаген же решил,
Что грозный воин опочил,
И рассмеялся: «Не иначе,
Как нам Господь послал удачу!»
Но вдруг осекся Хаген, сник,
И сам король охвачен дрожью –
Вновь голос Зигфрида возник,
Как бы пророча волю Божью:
«Меня сгубили вы, но Рок
И вас уже на смерть обрек!»
Затихли вещие слова,
И обагренная трава,
Мерцая сумрачно и ало,
Чело героя увенчала.
И замер Зигфрид, недвижим.
Ему уже не пробудиться.
Рыдают облака над ним,
Скорбит листва, родник слезится…
Спит Зигфрид, рыцарь и герой,
Окончив славный путь земной.