Генрих Волков: У колыбели науки

Физика так тесно переплелась с философией, что сейчас в мире трудно найти такого крупного физика-теоретика, который не выступал бы хоть иногда в качестве философа. Поиски новых форм теоретического мышления перестают быть профессиональным занятием одних лишь дипломированных философов. Эйнштейн, Оствальд, Циолковский, Вернадский, Гейзенберг, де Бройль, Бор, Оппенгеймер, Дирак, Винер, Борн, Бернал, Чижевский, Колмогоров, Семенов не раз высказывались по проблемам гносеологии, внесли много ценного в философское обобщение естественнонаучных знаний.

Для характеристики позиции крупных представителей современного естествознания по отношению к философии любопытно сделанное недавно признание Макса Борна: «Любой современный ученый-естественник, особенно каждый физик-теоретик глубоко убежден, что его работа теснейшим образом переплетается с философией и что без серьезного знания философской литературы это будет работа впустую. Этой идеей я руководствовался сам, старался вдохнуть ее в своих учеников, чтобы сделать их не какими-то приверженцами традиционной школы, а специалистами, способными к критике» [205] Макс Борн, Размышления. «Литературная газета», 1970, № 19 .

И в физике, а вслед за ней и в других естественных науках крепнет убеждение, что поиски создания новых фундаментальных теорий, охватывающих еще более широкий класс явлений, упираются в поиск новых форм мышления, новых понятий и способов движения мысли, который ведет философия, обобщая достижения всей предшествующей науки.

Мы приходим таким образом к выводу, что в будущей науке философия призвана играть все более значительную роль. Начавшаяся смена ориентации в науке, в результате которой совершенствование техники и технологии станет задачей подчиненной, а на первый план выдвинется задача совершенствования биологической и социальной природы самого человека, регулирование общественных отношений, создание материальных и духовных условий для гармоничного развития личности, — эта смена ориентации предъявит особенно высокие требования к философии и к комплексу гуманитарных наук.

Мы видим, что по целому ряду вырисовывающихся уже сейчас черт (человеческая ориентация, высокий уровень обобщения, роль философии и методологии, интеграция) новый этап развития науки напоминает науку античного периода. Наука, как и все сущее, развивается по диалектическому закону отрицания, она движется по спирали: завершая виток исторического развития, возвращается к его началу, но на неизмеримо более высоком уровне.

И тот факт, что начинающийся ныне этап развития науки предстает в качестве антипода предшествующему периоду, побуждает нас с особым интересом взглянуть на античную мысль, которая ведь тоже антипод технизированной науки, хотя и с другого исторического конца.

Не помогут ли и здесь истоки лучше понять горизонты?

При этом мы отдаем себе отчет, что происходящая смена этапов в развитии науки, ломка прежних системных ее связей происходит в обществе, которое переживает небывалую в истории ломку социальных отношений.

Принципиальной важности факт заключается в том, что перестройка социального феномена науки и переустройство мира на принципах социализма и коммунизма идут «в унисон». Оба эти процесса роднит нечто общее, что выявляется в отношении к человеку. Если социализм и коммунизм делают из человека не средство, а самоцель, ставят его в центр всей жизнедеятельности общества, если основной целевой ориентацией материального производства становится не производство ради прибыли, а производство ради удовлетворения потребностей человека, — то и в науке, как мы видели, происходит соответствующая переориентация.

Развитое коммунистическое общество — это социально, национально и хозяйственно интегрированный организм, созданный на научных основах, научно управляемый и научно осуществляющий свое взаимодействие с природой, свое расширенное воспроизводство. Это ассоциация, предоставляющая каждому все возможности для выявления, полнокровного развития и реализации своих творческих способностей.

Но что представляет собой такое общество, как не воплощение человечески ориентированной науки?

Мы отдаем должное науке прошлого, начиная с самых истоков ее развития. Мы все находимся под большим впечатлением успехов современной науки. Но еще большие надежды мы возлагаем на нее в будущем.

Для осуществления этих надежд нужно в конце концов только одно: чтобы мир науки был человечным, а человечность обретала силы в мудрости науки.