Православие более, чем западные ветви христианства, наделяет человека свободой воли. Если человек захочет, то, уповая на Бога, он может сдвинуть гору. Важно не то, что это произойдет, а что человек убежден в этом. Отсюда следующие пассажи у Ильина и Бердяева: "Православный русский верит в свободную волю и свободную совесть" [14] Iljin I. Op cit., S. 83.
. "В глубине русского народа заложена свобода духа большая, чем у более свободных и просвещенных народов Запада… Огромность свободы есть одно из полярных начал в русском народе и с ней связана "русская идея"" [15] Бердяев Л. Русская идея. с. 48.
.
Поэтому вызывают улыбку нынешние наивные призывы и здесь "учиться у Запада". Дайте, мол, нам протестантизм с его индивидуализмом и предопределением, а то пропадем! В. Хорос надеется на то, что "будут развиваться в русском православии реформационные течения, способные выполнить функции, аналогичные европейскому протестантизму" [16] "Свободная мысль", 1992, № 6, с. 46.
. Нужны ли нам такие функции? Каждому свое!
Я не хочу сказать, что наши духовные дела в идеальном порядке. Есть в русском характере черта прямо противоположная личной свободе. Толстой назвал ее — "роевое начало", потребность прильнуть к таким же, как ты, подобно пчеле, прилипающей к рою. Безусловно, русская черта — привязанность к России в целом и к родным местам, к языку, к соотечественникам. Отсюда — ностальгия, тоска по родине, если теряешь ее даже на непродолжительное время. Быть за границей любопытно, но неуютно, несмотря на бытовые удобства: тянет домой, к родным устоям, за которые привычно держаться. Неистребима потребность в общении с близким (пусть, первым встречным) — не просто в обмене информацией, а в стремлении излить душу, вести доверительный разговор, когда тебя понимают и ты понимаешь с полуслова, а то и вовсе без слов — глазами, жестом, мимикой, ибо и так все ясно, хотя говорить можно без конца. Эту потребность быть частью целого, частью общей судьбы Толстой выразил в образе мужика Платона Каратаева ("Война и мир"). Дворянин Чаадаев, бросивший вызов русской истории, четче других сформулировал это русское кредо: нами владеет прежде всего ощущение связи с отечеством, семьей, идейной средой; человек не имеет другого предначертания, как эта работа по уничтожению личного бытия и замены его бытием социальным и вполне безличным. Отсюда самозабвение в общих начинаниях. Воинская доблесть в первую очередь.
Роевое начало — залог успеха. Но и знак беды. Беду предчувствовал Достоевский. Его "Легенда о Великом инквизиторе" взята не из головы, а из глубин русского сердца, в которых он увидел готовность и даже потребность отказаться от личной свободы и ответственности, переложить их на кого-нибудь другого, верить и повиноваться ему, и — "непременно всем вместе". Достоевский предвидел Сталина — не человека, но явление. Чуя беду, Достоевский всем своим творчеством стремился разбудить и укрепить присущее русской душе личностное начало. В этом смысле Достоевский — антипод Толстого, который видел в роевом начале только благо. Достоевский глубже проник в суть дела. И в русскую душу. Личностное начало испокон веку присуще русской культуре. Иногда приходится читать, что проблема личности возникла в России только в период становления буржуазных отношений, чуть ли не с Пушкина. Это неверно.
Христианская идея свободной личности изначально была принята православием. Каждая душа сама по себе "внемлет Богу", сама принимает решение и отвечает за него. Прочтите жития святых, каждый из них — личность. Более того, учитель жизни. Прочтите протопопа Аввакума, он говорит о личной ответственности на Страшном суде: "Несть помощника тогда и несть предстателя, ни отец сыну, ни мать дщери, ни друг другу несть помогающего, кождо от дел прославится или осудится" [17] Житие протопопа Аввакума. Иркутск, 1979, с. 166.
. Андрей Болотов, русский просветитель XVIII века, чьи "Записки" являют лучшую русскую прозу того времени — тоже личность, не идущая за "всеми" в своих решениях. А "История государства Российского", где выпукло и любовно вылеплены неповторимые русские характеры!
Русский характер — это не только "маленький человек" Акакий Акакиевич, но и "большой человек" — древний князь, гордо бросающий "Иду на вы", победитель Мамая Дмитрий Донской, казачий атаман Ермак, императрица Екатерина Великая, Суворов — имя им легион. Рачительный хозяин Хорь — тоже типично русский человек.
Читать дальше