Деррида Жак - О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только

Но Фрейд также вынужден отдавать должное и влечениям к самосохранению, которые он признает за любым живым существом, и даже тем из них, что дают повод прибегнуть к процессам повторения. Если сила смерти является настолько внутренней и всеобъемлющей, то к чему тогда этот окольный путь ради самосохранения? Зачем же проходить этот путь Weg как Umweg ? К чему эта лабиринтообразная поступь смерти? Почему смерть при этом образует угол сама с собой?

Перед лицом возникающего противоречия спекуляция Фрейда по поводу еще одного шага осуществляется в два приема; во-первых , обходной путь влечений, проявляющихся в виде стремления к самосохранению, самосохранение влечений выступает как частичный процесс. Существуют «частичные влечения» ( Раrtialtriebe ) . Во-вторых , будучи настолько же уверенным в различии внешнего и внутреннего, как и в различии между частью и целым, Фрейд таким образом обосновывает конечный смысл этих «частичных влечений» к самосохранению: их движение стремится обеспечить, что путь ( Weg — Umweg ) к смерти, смертельный шаг, будет соответствовать внутренним «присущим» им предпосылкам. Частичные влечения призваны обеспечить процесс того, чтобы организм умер своей, присущей ему смертью, чтобы он проделал свой, присущий ему путь к смерти. Пусть он отправляется туда, к смерти, своим ходом ( eigenem Todesweg ). Пусть все предпосылки возврата в неорганику, которые для организма не являлись бы «присущими», держатся от него подальше ( weg /— сказали бы мы, fernzuhalten , — говорит Фрейд). Шаг должен производиться в нем, от него к нему, между ним и им самим. Итак, необходимо отдалять то, что не присуще, вновь обретать присущее, неустанно возвращать ( da !) вплоть до самой смерти. Отправить самому себе уведомление о собственной смерти.

В этом якобы состоит функция этих частичных влечений: помочь умереть своей собственной смертью (вспомогательная функция), способствовать тому, чтобы смерть явилась бы возвратом к наиболее сущему, к самому по отношению к себе, как бы к своим истокам, согласно генеалогическому кругу — отправить себя (функция содействия: содействовать смерти). Организм (или любая живая субстанция, любая «совокупность», любое «движение») предохраняет, оберегает, ограждает себя, прибегая к всевозможным разделительным станциям, промежуточным пунктам назначения, кратковременной или долгосрочной переписке. Не с тем, чтобы оградить себя от смерти, а с целью избежать такой смерти, которая бы не была уготована ему самому, чтобы уклониться от смерти, которая бы не была ниспослана ему или его близким. Он оберегает себя в обходном пути шага, в шаге обходного пути, от того другого, что могло бы лишить его смерти. Как остерегается и от другого, что могло бы принести ему смерть, к которой бы он не приблизился сам (так как это трактует теория отсроченного или заочного самоубийства), смерть, о которой он бы себе не сообщил, в виде приговора письмом или извещением более или менее телеграфным, в котором он был бы отправителем, получателем и передающим звеном с одного конца пути в другой, то есть почтальоном в полном смысле этого слова. Адресант и адресат вести, управляя на расстоянии своим наследством, управляя им по отношению к самому себе, желает спеть отходную самому себе, он хочет невозможного. Влечение к присущему, очевидно, сильнее, чем жизнь и чем смерть. Итак, неплохо бы отследить, что вытекает из такого высказывания. Если, управляя своим собственным наследством по отношению к самому себе, влечение к присущему оказывается сильнее, чем жизнь, и сильнее, чем смерть, то его сила, ни живая, ни мертвая оценивает его не иначе, как через собственную навязчивость, и эта навязчивость будто бы проявляется в таком необычном привнесении в себя того, что именуется привнесением в присущее: наиболее навязчивое влечение оказывается влечением к присущему, иными словами, влечением, стремящимся вновь обрести присущее. Тяга к обретению присущего является самым навязчивым влечением. Сущность навязчивости проявляется в тяге либо в силе обретения присущего. Сущность — это стремление обрести присущее. Сколько ни варьируй в пределах этой тавтологии или подобных аналитических оборотов, никогда не удается свести их к формуле С. есть П. И всякий раз, когда сталкиваешься с влечением, силой или движением, стремлением или telos , стоит относиться к этому слегка отстраненно. Что не позволит при выработке определения влечения к присущему прибегать к плеонастическим оборотам, для того, чтобы обозначить простое привнесение в себя того, что содержится внутри. Не обходится тут и без нагромождения разнородных понятий, где и сила, и наследие, и сцена написания, и отдаление себя, и делегирование, в общем, отсылка. Присущее вовсе не является присущим, и раз уже ему и случается обрести себя, то собственно или не собственно говоря, не такое уж это приобретение. Жизнь и смерть в нем больше не противопоставлены.