Деррида Жак - О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только

«Безутешный зять, который дорого заплатит за семилетнее счастье», не останется один на один с умершей. Фрейд будет представлен своими близкими, несмотря на временное прекращение движения поездов, другой дочерью и двумя сыновьями, носителями его имени (вспомните его любимую игру — поезд, удерживаемый на неизменном расстоянии).

Классическая наука должна была бы суметь обойтись без этого имени Фрейдов. По меньшей мере сделать из его забвения условие и доказательство своей связи, своего собственного наследства. Это то, во что верил Фрейд, или делал вид, что верил, верил наполовину, как в классическую модель науки, ту, в глубине которой он ни за что бы не отказался играть на стороне психоанализа. Через две недели после смерти Софии он пишет Джонсу. Хавелок Эллис недавно высказал мысль, что Фрейд великий артист, а не ученый. Придерживаясь тех же категорий, тех же противопоставлений, даже тех, что мы здесь подвергаем сомнению, Фрейд возражает. Великий спекулянт выражает по большому счету готовность заплатить науке своим собственным именем, заплатить своим именем страховой взнос. «Все это неверно [что говорит Эллис]. Я уверен, что через несколько десятилетий мое имя будет забыто, но наше открытие продолжит свое существование». (12 января 1920 года). Заплатить науке своим собственным именем. Заплатить, как я говорил, своим именем страховой взнос. И суметь сказать «мы» («наши открытия»), подписываясь в единственном лице. Это как будто он не знал, что, уже платя науке своего собственного имени, он также платит науке своим собственным именем, что он платит за почтовый перевод, посланный самому себе. Достаточно (!) создать для данной операции необходимую промежуточную почтовую станцию. Наука своего собственного имени: наука, которая в кои-то веки является, по сути, неотделимой, в качестве науки, от чего-то вроде имени собственного, как результата имени собственного, которому она собирается отдать отчет (взамен), отдавая ему отчет. Но наука своего собственного имени также является тем, что остается сделать как необходимый возврат к истокам и условиям такой науки. Однако спекуляция, очевидно, состоит — кто знает — в том, чтобы попытаться заплатить заранее такую цену, которая будет необходима для расходов подобного возвращения к отправителю. Расчет безоснователен, глубинная девальвация или прибавочная стоимость разрушают его вплоть до структуры. Но, однако, у него должен был быть способ связать свое имя, имя своих близких (так как это не происходит в одиночку) с этими руинами, своеобразный способ спекулировать на руинах собственного имени (новая жизнь, новая наука), сохраняющего то, что он теряет. Нет больше нужды в ком бы то ни было, чтобы сохранять, но это сохраняется в имени, которое сохраняет это для себя. Кого? Что? Поди узнай.

4. Продолжим анализировать структуру в «наложении» на Fongehen .Фрейд вспоминает в своем имени свою дочь (свою «любимую» дочь, не будем об этом забывать, ту, чью фотографию, хранимую в медальоне вокруг своего запястья: вокруг его руки, закрепленную чем-то вроде завязки, он покажет какой-то пациентке будто бы она следовала, предшествовала, сопровождала все движение психоанализа), он вспоминает своего внука. В fort: da отождествление во всех смыслах проходит через структурное отождествление с внуком. Это привилегированное отождествление еще раз заплатит себе показательным во многих отношениях событием. Оно включает в себя младшего брата Эрнста, того самого, кто разжигал как другой зять, ревность старшего брата, хорошо понятную ревность дедушки. Речь шла об «исключительном владении» дочерью (матерью). Это показательное событие прекрасно подтверждает, что в своем «наложении» fort: da ввергает автобиографическую зеркальность в автотанатографию, загодя экспроприированную в гетерографию. В 1923 году, когда он предостерегает Виттелса по поводу любой возможной спекуляции в отношении между По ту сторону …и смертью Софии, что же происходит в этом случае? Рак полости рта проявляет свой злокачественный и фатальный характер. Первая из тридцати трех операций. Фрейд уже попросил Дойча помочь ему «достойно исчезнуть из этого мира», в подходящий момент. Уже в 1918 году он думал, что вскоре умрет (в феврале 1918 года, как вы знаете, он все время об этом думал), но тогда он вспоминал о своей матери: «Моей матери вскоре исполнится 83 года, и она уже не так крепка, как раньше. И все-таки я говорю себе, что я почувствую себя немного свободнее, когда она умрет, так как я ужасаюсь мыслью, что ей однажды должны будут сообщить о моей смерти». Любая спекуляция, как мы говорили выше, включает в себя эту ужасающую возможность usteron proteron поколений. Когда в конечном счете возвращается лицо без лица, имя без имени матери, — это то, что в Glas я назвал логикой похорон. Мать хоронит всех своих близких. Она оказывает содействие всем, кто называет ее своей матерью, и присутствует на всех похоронах.