Георг Лукач: Исторический роман

Решительные и быстро следующие друг за другом перевороты изменили в этот период всю экономическую и культурную жизнь всего французского народа. Но революционные и наполеоновские войны в корне или частично уничтожали пережитки феодализма и в очень многих побежденных странах и областях, — например, на Рейне или в Северной Италии. Социальное и культурное отличие Рейнской области от остальной Германии, сильно сказавшееся еще в революции 1848 года, — это наследие наполеоновского периода. И широкие массы побежденных стран понимали связь таких общественных сдвигов с революцией во Франции. Сошлемся, хотя бы на некоторые литературные образцы, в которых отразилось это явление. Сопоставьте с юношескими воспоминаниями Гейне первые главы "Пармской обители" Стендаля и вы увидите, какое неизгладимое впечатление оставило в Северной Италии недолгое французское господство.

Одну из существенных сторон буржуазной революции, проведенной серьезно и более или менее последовательно, составляет широкое распространение национального мышления в народных массах. Лишь как следствие революции 1789 года и наполеоновского режима национальное чувство вошло в сознание крестьянства, низших слоев мелкой буржуазии и т. д.; они признали новую Францию своей страной, своим отечеством, созданным их усилиями.

Однако, национальное чувство — а, вместе с тем, чувство и понимание истории своей нации, — пробудилось не только в самой Франции. Наполеоновские войны подняли повсюду высокую волну национального чувства, национального сопротивления завоеваниям Наполеона, волну воодушевленного стремления к национальной независимости. Правда, такого рода движение почти везде, как сказал Маркс, представляет собой смесь "возрождения и реакций": так было в Испании, в Германии, России и т. д. Но, например, борьба за независимость Польши, вспышка польского национального чувства, по своей основной тенденции была прогрессивной, Во всяком случае, сколько бы ни примешивалось реакционности к борьбе за национальное возрождение в отдельных странах, это было все-таки подлинно массовое движение, и оно не могло не пробудить в массах интерес к истории. Апелляция к национальной самостоятельности, к национальному своеобразию неизбежно связывается с воскрешением национальной истории, с воспоминаниями о великом прошлом, с протестом против унижения национальной гордости.

Таким образом, с одной стороны, в этом обращении к истории, получившем массовый характер, национальный элемент связывается с проблемами общественного преобразования, а, с другой стороны, все в более и более широких кругах распространяется сознание, что история каждого народа есть только часть всемирной истории. Это возрастающее понимание исторической преемственности, исторического происхождения современного общества начинает проявляться и в отношении к экономическим условиям, к историческим формам классовой борьбы.

В XVI1I веке только единичные, парадоксально остроумные критики зарождающегося капитализма сравнивали капиталистическую эксплоатацию рабочих с формами эксплоатации, существовавшими в прежние времена; из этого сравнения они делали вывод, что самая бесчеловечная из всех систем эксплоатации — это капитализм (например, см. Ланге). Подобное же сравнение Дореволюционного и послереволюционного общества во Франции, с экономической точки зрения 'плоское и реакционно-тенденциозное, стало позднее идеологическим оружием романтиков-легитимистов, борющихся против Французской революции и отстаивающих феодализм. Бесчеловечности капитализма, хаосу всеобщей конкуренции, уничтожению малых "великими", упадку культуры, благодаря превращению всех ценностей в товар и т д., они противополагали (обычно, в реакционно-тенденциозном Духе) социальную идиллию средневековья как период мирного сотрудничества всех классов, как эпоху органического роста культуры. Мы подчеркнули уже, что в таких полемических сочинениях очень часто преобладала реакционная тенденция; все же нельзя забывать, что именно в эти годы впервые возникает представление о капитализме как об определенном историческом этапе общественного развития и что это представление выработали не классики политической экономии, а как раз их противники. Достаточно здесь привести в пример Сисмонди, который, при всей сбивчивости и неясности теоретических принципов, сумел очень точно поставить отдельные проблемы исторического развития капиталистической экономики; вспомните хотя бы его слова о том, что в древности пролетариат жил за счет общества, а современное общество живет за счет пролетариата.