Жиль Делёз - Лекции о Лейбнице. 1980, 1986/87

Как бы там ни было, главное ощущение от «Лекций» Делёза – непрестанное биение, можно даже сказать взволнованная пульсация, мыслей. Мне приходилось переводить «Лекции по социологии» Адорно, и надо сказать, что единственное отличие разговорного языка Адорно от языка его произведений – в том, что он не всегда успевает за грамматикой своих сложнейших мыслей и фраз. Делёз же пользуется краткими, рублеными фразами, мгновенно доходящими до слушателя. Единственная приходящая мне в голову (может быть, не вполне обоснованная научно) аналогия в истории философии – сочинения Ницше, особенно последнего периода. Как пишет Франсуа Досс, Делёз (не без некоторой болезненности) не любил выпячивать свою личность и никогда не рассказывал о себе. Тем не менее «Лекции о Лейбнице», по-моему, представляют собой «Ecce Homo» на делёзовский лад! Недаром Ницше относился к числу «вечных спутников» Делёза, и недаром Делёз (на первый взгляд, несколько неожиданно) объявлял Ницше продолжателем идей Лейбница…

Борис Скуратов

(15.04.1980)

Мы собираемся посвятить некоторое время серии лекций о Лейбнице. Моя цель очень проста: для тех, кто с ним совсем незнаком, попытаться показать этого автора, внушить вам любовь к нему и желание прочесть его.

Чтобы начать знакомство с Лейбницем, существует один несравненный рабочий инструмент. Это работа длиною в жизнь, работа очень скромная, но очень глубокая. Существует такая дама, г-жа Пренан, которая уже давно готовит избранные отрывки из работ Лейбница. Как правило, избранные отрывки – это нечто очень сомнительное; здесь оказывается, что это шедевр. Это шедевр по одной простой причине: дело в том, что приемы письма у Лейбница, наверное, весьма обычны для его эпохи (начало XVIII в.), но он доводит их до невиданного блеска. Разумеется, подобно всем философам, он пишет толстые книги; выражаясь радикально, можно было бы сказать, что эти толстые книги не главное в его творчестве, так как главное в его творчестве содержится в переписке и в мемуарах весьма незначительного размера. Великие тексты Лейбница – это очень часто тексты из четырех или пяти страниц, из десяти страниц, или же письма. Он понемногу пишет на всех языках, и некоторым образом это – первый великий немецкий философ. Это пришествие немецкой философии в Европу. Влияние Лейбница на немецких философов-романтиков окажется непосредственным, и более того: оно оригинальным образом будет ощущаться у Ницше.

Лейбниц – один из философов, который лучше других дал возможный ответ на вопрос: что такое философия? Что делает философ? Он занимается чем? Если мы подумаем о том, что определения, данные поискам истинного, или поискам мудрости, не адекватны, то существует ли философская деятельность? Я очень скоро расскажу, по каким чертам я распознаю философа в его деятельности. Мы можем сопоставлять разные виды деятельности лишь в зависимости от того, что они творят, и от их модуса творения. Необходимо спросить: что творит столяр? Что творит музыкант? Что творит философ? Философ – это, на мой взгляд, тот, кто создает концепты. Это предполагает многое: то, что концепт есть нечто, что следует создать; то, что понятие есть слово творения.

Я не вижу никакой возможности определить конкретную науку, если мне не указывают нечто, что создается этой наукой и в этой науке. И вот оказывается, что то, что создается наукой и в науке, – я не знаю, что это такое, но это не концепты в собственном смысле слова. Концепт творения был гораздо больше связан с искусством, чем с наукой или с философией. Что творит живописец? Он творит линии и цвета. Это предполагает, что линии и цвета не даны, что они – термины творения. Что дано – то в предельном случае всегда можно было бы назвать потоком. Потоки даны, а творение состоит в разрезании, организации, соединении потоков так, чтобы вокруг известных сингулярностей, извлеченных из потоков, вырисовывалось или создавалось творение.

Концепт – это отнюдь не нечто данное. Более того, концепт – не то же самое, что мысль: можно прекрасно мыслить без концептов и даже все, кто не занимается философией, как я считаю, мыслят, они мыслят в полной мере, но они мыслят не концептами – если вы согласны с идеей, что концепт есть термин оригинальной деятельности или оригинального творчества.

Я бы сказал, что концепт – это система сингулярностей, выделенная из потока мыслей. Философ – тот, кто изготовляет концепты. Интеллектуально ли это? По-моему, нет. Ведь концепт как система сингулярностей, выделенная из потока мысли… вообразите поток универсальной мысли как своего рода внутренний монолог всех, кто мыслит. Философ возникает вместе с актом, состоящим в создании концептов. На мой взгляд, в изготовлении концепта присутствует столько же творчества, сколько в творениях великого живописца или великого музыканта. Можно также представить себе непрерывный акустический поток (может быть, это всего лишь идея, но главное, что эта идея имеет основание), который проницает мир и включает само молчание. Музыкант – тот, кто выбирает из этого потока нечто: ноты? Агрегаты нот? Нет? Что же мы назовем новым звуком музыканта? Вы прекрасно понимаете, что речь идет не просто о системе нот. То же самое верно и для философии, просто речь идет о создании не звуков, а концептов.