Иустин (Попович) - Достоевский о Европе и славянстве

Первый догмат своей философии, неприятие мира, кошмар-диавол обосновывает и защищает виртуозно-лукавым, логическим методом. Он представляет этот мир как нечто, что создано из самого худшего материала. Своим изуродованным устройством этот мир изгоняет и уничтожает все, что в нем есть хорошего, возвышенного, ангелоподобного, Божественного. И если обретется в этом мире какое-то доброе существо, то оно не сможет долго оставаться добрым, рано или поздно оно сделается отвратительным. Ибо этот мир настолько отвратителен и зол, что в нем сам Ангел станет диаволом.

Окруженные ужасами, неправдами, насилиями и Ангелы в этом страшном мире в отчаянии и по некоей фатальной необходимости претворяются в диаволов.

"Обыкновенно в обществе принято за аксиому, — говорит кошмарный посетитель Ивану, — что я падший Ангел. Ей-Богу, не могу представить, каким образом я мог быть когда-нибудь Ангелом. Если и был когда, то так давно, что не грешно и забыть. Теперь я дорожу лишь репутацией порядочного человека и живу, как придется, стараюсь быть приятным. Я людей люблю искренно, — о, меня во многом оклеветали! Здесь, когда временами я к вам переселяюсь, моя жизнь протекает вроде чего-то, как бы и в самом деле, и это мне более всего нравится. Ведь я и сам, как и ты же, страдаю от фантастического, а потому и люблю ваш земной реализм. Тут у вас все очерчено, тут формула, тут геометрия, а у нас какие-то неопределенные уравнения!" [202] "Братья Карамазовы", с.756.

Бескрайние пространства окружают землю и зияют непереносимой пустотой. В этих пространствах такой лютый холод, что там должно окоченеть и заледенеть не только то, что называется человеком, но и все то, что зовется духом. В этих космических пространствах, "в эфире-то, в воде-то этой, яже бе над твердию, — ведь это такой мороз… то есть какой мороз, — это уже и морозом назвать нельзя; можешь представить: сто пятьдесят градусов ниже нуля! Известная забава деревенских девок: на тридцатиградусном морозе предлагают новичку лизнуть топор; язык мгновенно примерзает, и олух в кровь сдирает с него кожу; так ведь это только на тридцати градусах, а на ста-то пятидесяти, да тут только палец, я думаю, приложить к топору, и его как не бывало, если бы только там мог случиться топор…

— А там может случиться топор? — рассеянно и гадливо перебил вдруг Иван Федорович. Он сопротивлялся изо всех сил, чтобы не поверить своему бреду и не впасть в безумие окончательно.

— Топор?

— Ну да, что станется там с топором? — с каким-то свирепым и настойчивым упорством вдруг вскричал Иван Федорович.

— Что станется в пространстве с топором? Quelle idee! (Какая идея!) Если куда попадает подальше, то примется, я думаю, летать вокруг земли, даже не зная, зачем, в виде спутника" [203] Там же, с.758. .

Топор как сателлит, как спутник земли! Не есть ли это самая сатанинская идея, которая могла зачаться и родиться в нашем человеческом мире? Секира-топор, вращаясь вокруг земли, немилосердно кромсала бы и уничтожала всякое человеческое существо, которое решилось бы подняться над земной сферой и вторгнуться в царство небесных идей и реалий. Человек — пленник земли. Он заключен в земной атмосфере, как в стальном шаре. Границы земной атмосферы сторожит секира — топор, неумолимо умерщвляющая всех земных беглецов.

Мир создан так глупо и так отвратительно устроен, что кошмар-диавол не находит в своем уме никаких логических доводов в пользу оправдания этого мира. Он находит в себе достаточно и логики и чувств, чтобы отвергнуть такой мир страстно и окончательно. Он, возможно, и смог бы вынести то насилие, которое этот мир собою являет, если бы этот мир был только внешней транссубъективной реальностью, но самый большой ужас для него в том и состоит, что самовластный Творец сознательно сделал отрицание всего того, что имманентно сознанию человека, сделал так, что отрицание для человека стало сутью его жизни. Сделал так, что кошмар-диавол мог бы сказать о себе: я отрицаю, значит — я существую. С тоской, в которой чувствуется некая неземная ирония, он говорит Ивану: "Каким-то там довременным назначением, которого я никогда разобрать не мог, я определен "отрицать" [204] Там же, с.760. .

Отрицать все, что создано, все, что существует, не принимать мир, всегда чувствовать, всегда сознавать, всегда утверждать, что мир "herzlich schlecht" [205] Goethe "Faust". Prolog im Himmee (Пролог на небе). Der Herr. Hast du mir weiter hichts sagen? Kommst du mir immer anzuklagen? Ist auf der Erde ewig dir nichts recht? Mephistophels. Nein, Herr! Ich finde dort, wie immer, Herzlich schlecht. Господь: Опять ты за свое? Лишь жалобы да вечное нытье? Так на земле все для тебя не так? Мефистофель: Да, Господи, там беспросветный мрак. (Перевод Пастернака) — это корень кошмара Ивана и Мефистофеля "Фауста", это корень всякого демонизма вообще.