Алексей Маслов: Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина»

Таким образом, в мистической философии Лао-цзы не столь важно, что говорится, сколь, кто говорит. У Лао-цзы за словами-символами стоит «предок», он ощущает, опознаёт его. Слово превращается из пустого набора звуков в знак и указатель внутреннего бытия культуры духа. Невидимость Дао для стороннего наблюдателя приводит к мысли о «тайном», или «спрятанном», характере мудрости даоса (9-10). Отсюда берёт начало и характерный облик китайских совершенномудрых, которые носили рваные хоЛщовые одежды, всклокоченные волосы и бороды, отличались непредсказуемостью поступков, иногда были калеками и т. д. Этот внешне отталкивающий образ как бы намекает, что. за ним скрывается абсолютно противоположное начало — духовная глубина и душевная красота. Простота снаружи, одежды, покрытые пылью сотен дорог, пройденных даосом, и чистота души понимаются как абсолютная величина жизни. Истинный мудрец похож на Дао — драгоценность под грубыми одеждами, мудрость под простотой слов, великий звук за неизбывным молчанием. Так, дословный перевод фразы (9-10): «Мудрец рядится в холщовые одежды, но прижимает к себе (вбирает вовнутрь) яшму».

Учение Лао-цзы парадоксально — его истина находится здесь, совсем рядом, именно о этом мире. Её можно достичь духовным преображением, не уходя в инобытие, подобно буддийской нирване. Но именно эта обыденность и смущает многих людей. Они стремятся к сверхобыденному, забывая, что мудрецы ходят в обычных холщовых одеждах. И именно поэтому самое простое оказывается для людей самым сложным. Они привязаны к словам, к вербальным объяснениям, ожидая, что им расскажут рецепт того, как достичь истины, точно и полно обрисуют все этапы этого пути. Но парадокс в том, что никакого пути к истине в учении Лао-цзы нет, — существует лишь мужественное, безраздельное и в чём-то безрассудное следование за учителем вне слов, вне объяснений и даже вне достижений.

Бошу А (5):

Мои слова имеют господина, дела имеют предка.

Самая большая ловушка для сознания — уверенность в незыблемости и постоянстве своих знаний. Истинное знание незаметно, ибо оно интуитивно. И здесь даосское понимание знания как внутреннего чувства всеобъемлющей мощи Дао противостоит обыденному знанию как накапливанию информации или конфуцианскому знанию ритуалов. Мотив антизнания и антимудрости вытекает из важнейшей функции Дао — развиваться вспять (§ 40) и творить мир именно через самосокрытие или самопотерю, ставя вместо себя предметы и любые конкретные формы. Таким образом, антизнание — это понимание Дао, а знание — это понимание видимых явлений и предметов; не случайно даосы выступали против всякого «мудрствования» (§ 19). Даосизм как бы переворачивает мир, меняет местами его знаки и тем самым «устраняет трудности». Парадокс заключён в том, что истинной перемены не происходит, ибо всё сводимо к некому Единому, где понятие бинарных оппозиций утрачивает свой смысл.

Такой подход к антизнанию, к состоянию внезнания как к критерию высочайшей чистоты сознания делает правомерной и другой перевод сентенций (1–4): «Знать, находясь во внезнании, — вот высшее достижение. Не знать постижимое — вот где заключены трудности». Главная трудность коренится именно в стремлении что-либо «узнать», достичь какого-то определённого объёма знаний, что на самом деле весьма далеко от постижения истины, то есть от высшего Знания, равного внезнанию. Тогда и возникают трудности, огрехи, болезни сознания (именно как «болезнь» дословно переводится иероглиф «бин», трактуемый нами как «трудность»). Это прежде всего утрата единства с миром и приход ко внутреннему расколу.

Достаточно лишь устранить эту «болезнь» — единственную главную трудность (6), мужественно отречься от желания «узнать побольше» и просто заглянуть внутрь себя, — и все остальные затруднения уйдут сами собой (5–7). Но для этого надо пройти через искушение знанием, иллюзией абсолютного постижения всей мудрости. Осознать эту болезнь сознания, этот раскол сознания, проводящий черту между изначально едиными миром и человеком, объектом и субъектом — и есть избавиться от неё. Дословный перевод строк (57) очень точно отражает эту мысль «преодоления подобного подобным»:

«Мудрец не болеет, так как переболел болезнью. Переболеть болезнью — это и есть избавиться от этой болезни».

Как путь преодоления этой «болезни знанием» предлагается осознание ограниченности чисто человеческого знания, которое абсолютным образом может быть заменено безотносительной Благостью — Дэ.