Эдмунд Гуссерль - Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга 1

Прежде всего и ближайшим образом «сущность» обозначала то, что обретается в самосущем бытии такого-то индивида в качестве его что. Однако всякое такое что может быть «положено в идее». Постигающее в опыте, или индивидуальное созерцание может быть преобразовано в глядение сущности (идеацию) — возможность, которую следует, в свою очередь, разуметь не как эмпирическую, но как сущностную. Тогда высмотренное и есть соответствующая чистая сущность, или эйдос, будь то наивысшая категория, будь то некое обособление таковой — и так вплоть до вполне конкретного.

Подобное высматривание, дающее сущность, либо даже дающее ее из первоисточника, может быть адекватным, наподобие того, какое мы можем доставить себе, к примеру, относительно сущности «звук», но оно может быть и более или менее неполным, «неадекватным», причем не только в отношении большей или меньшей ясности и отчетливости. От собственной устроенности определенных категорий сущностей неотделимо то, что подобающая им сущность может быть дана лишь «односторонне», «многосторонне» же лишь в последовательности моментов и никогда не может быть дана «всесторонне»; соответственно и соответствующие таким сущностям индивидуальные обособления могут постигаться в опыте и становиться представлениями лишь в неадекватных «односторонних» эмпирических созерцаниях. Это верно относительно любой сущности, сопрягаемой с вещным, причем по всем сущностным компонентам протяженности, или материальности; и это, при ближайшем рассмотрении (позднее это станет очевидным благодаря анализам), верно даже для любых реальностей вообще, причем, правда, неопределенные выражения «односторонность» и «многосторонность» примут определенные значения, а различные виды неадекватности размежуются между собой.

Пока же, предварительно, достаточно указать на то, что уже пространственный облик физической вещи можно принципиально давать лишь в односторонних проекциях, что, далее, даже если отвлечься от подобной неадекватности, вечно и невзирая ни на какие приобретения имеющей место при произвольном протекании непрестанных созерцаний, любое физическое свойство втягивает нас в бесконечность опыта, что любое многообразие опыта, сколь бы далеко оно ни заходило, все равно оставляет открытыми еще более конкретные, новые определения вещи, — и все это in infinitum.

Каким бы ни было индивидуальное созерцание, адекватным или нет, оно может обратиться в сущностное глядение, а последнее, будь оно соответственно адекватным или нет, обладает характером акта, какой дает. А в этом заключено следующее:

Сущность (эйдос) — это предмет нового порядка. Подобно тому как данное в индивидуальном, или же постигающем опытным путем созерцании есть индивидуальный предмет, так данное в сущностном созерцании — есть чистая сущность.

Тут не просто внешняя аналогия, а коренная общность. И высматривание сущности — тоже созерцание, подобно тому как эйдетический предмет тоже предмет. Обобщение коррелятивно связанных понятий «созерцание» и «предмет» — это не какое-то произвольное наитие, но оно настоятельно требуется природой вещей. [30] Как трудно бывает психологическому исследователю в наше время усвоить себе столь простой и вполне фундаментальный взгляд, показывает странная полемика, какую О. Кюльпе ведет с моим учением о категориальном созерцании в книге «Реализация» (т. 1, 1912, с. 127), которая только что получена мною. Я сожалею, что столь замечательный ученый не понял меня. Критический ответ, однако, невозможен, если недоразумение столь основательно, что от смысла собственный утверждений ничего уже не остается. Эмпирическое созерцание, в особенности опыт, есть сознание какого-либо индивидуального предмета, и, как сознание созерцающее, «оно приводит таковой к данности», как восприятие — к данности из самого первоисточника, к сознанию того, что предмет постигается «из первоисточника», в его «настоящей» живой самостности. Совершенно точно так и сущностное созерцание есть сознание чего-либо, некоего «предмета», такого нечто, на какое направлен его взгляд, такого нечто, что «само дано» в нем и что затем «представляется», мыслится, неопределенно или отчетливо, и в иных актах, становится субъектом истинных и ложных предикаций, — точно так, как любой «предмет» в неизбежно широком формально-логическом смысле. У всякого возможного предмета, говоря же логически «у всякого субъекта возможных истинных предикаций» есть свои способы вступать — до всякого предицирующего мышления — в представляющий, созерцающий, иногда схватывающий его в его «настоящей, словно живой самостности», «постигающий» его взгляд. Итак, высматривание сущности есть созерцание, а если оно есть высматривание в точном смысле, а не просто какое-то наглядное представление, возможно, самое общее и неопределенное, то оно есть созерцание, дающее из самого первоисточника, схватывающее сущность в ее «настоящей», прямо-таки живой самостности. [31] В «Логических исследованиях» я обычно пользовался словом «идеация» для обозначения высматривания сущности из самого первоисточника, в большинстве случаев даже для адекватного. Однако, как видно, есть потребность вболее свободном понятии, которое охватывало бы любое сознание, какое попросту и прямо направлено на какую-либо сущность и схватывает, полагает ее, в том числе и всякое «темное», т. е. уже не созерцающее сознание.