Эдмунд Гуссерль - Рассуждение о методе

Составитель Татьяна Юрьевна Ирмияева

© Эдмунд Гуссерль, 2020

ISBN 978-5-0051-7915-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С момента возникновения, философия притязала быть строгой наукой, которая удовлетворяла бы высоким теоретическим потребностям и в этико-религиозном отношении делала бы возможной жизнь, управляемую чистыми нормами разума. И ни в одну эпоху своего существования философия не удовлетворяла этим притязаниям.

И вот чем мы располагаем. Философия, имея целью стать строгой наукой, прошла сквозь горнило критической рефлексии и по пути углубила исследования о методе. В результате научную строгость обрели все дисциплины о природе и духе, равно как и новые математические дисциплины. Философия, оставаясь самостоятельной, отъединенной от других наук дисциплиной, характера строгой науки не приобрела. Даже сам факт дифференциации философии от других наук остался без надежного научного определения: как философия относится к наукам о природе и духе, приводит ли нас философский момент к новому измерению или оставляет в одной плоскости с эмпирическими науками о жизни? Ясного ответа нет. Даже самый смысл философской проблемы не приобрел научной определенности.

Высшая и самая строгая из наук, как она сама понимает свою историческую задачу, представительница исконного притязания человечества на чистое и абсолютное познание и на чистую и абсолютную оценку и волю, признанная учительница гуманизма, философия не в состоянии учить : учить объективно значимым образом. Кант любил говорить, что можно научить философствованию, но не философии. Так вот оно и есть – признание ненаучности философии!

Наука не означает завершенность. У науки может быть бесконечный горизонт открытых проблем, которые питают собой стремление к их познанию . В разработанных научных направлениях всегда находятся недостатки и неточности, неясности и несовершенства в систематическом распорядке документов и теорий. Но научное содержание есть в них всегда. В объективно обоснованной теории не усомнится ни один разумный человек. Дисциплина, становящаяся научной, еще открыта для «мнений» и «точек зрения», но по мере того как они уточняются и объективируются, наука приобретает содержание, которому очевидно можно научиться и научить. А если достигнут такой результат, то вопрос о смысле данной научной дисциплины отпадает.

Несовершенство философии совсем другого рода. Все вместе и каждое в отдельности в ней – спорно, индивидуально. Научная мировая философская литература предлагает нам замыслы, основывающиеся на необъятной работе духа. Но все это в качестве основы философской науки не годится, и нет никакой надежды с помощью критики выделить из всего этого наследия хотя бы частицу подлинного философского учения .

В философии должен быть совершен переворот, который подготовит почву для будущей «системы» философии. И сразу возникают вопросы:

– хочет ли философия и в дальнейшем притязать на роль строгой науки?

– может ли она удерживать при себе это притязание?

– должна ли она притязать на эту роль?

И что это за «переворот»? Ведь философия и так исторически устремлена к своей цели стать строгой наукой, а переворот – не значит ли это уклонение от идеи строгой науки? А что значит «система» для философии? Не является ли она целиком и полностью из головы гения, систематизировавшего усилия поколений в этом направлении? Или «система» философии начнется с обнаружения ее теоретического фундамента, общего для всех строителей философского здания?

Этот фундамент уже есть, но он все время пропускается мимо ушей любителями философствования. Условия научной строгости философии заключаются в критике разума . «Перевороты» от философствования к философии как строгой науке были совершаемы Сократом, Платоном, Декартом и Кантом. Но уже у Гегеля критика разума отсутствует. Так ослабилось и исказилось историческое стремление к построению строгой философской науки.

Гегельянство вызвало искажение, которое сказалось в современном усилении точных наук и чрезвычайно сильной поддержке натурализма XVIII века и скептицизма, исключающим абсолютную идеальность и объективность оценки. Такова физиономия новейшего времени. Гегель, выдвинув тезис об относительной истинности всякой философской системы для своего времени, отнял у последней ее генеральное, историческое стремление к строгой научности. Метафизическая философия истории у Гегеля превратилась в скептический историцизм, породивший «философию мировоззрения». Радикальное стремление к научному учению, действительное вплоть до Канта, оказалось затушевано и забыто.