Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

Духовная жизнь Паскаля предстает перед нами как трагедия, трагедия, которую можно было бы выразить словами Евангелия: «Верую, Господи! помоги моему неверию» ( Марк , IX, 24). Очевидно, что это не есть собственно вера, а скорее лишь желание верить.

Истина, которую открывает нам Паскаль, говоря о познании сердца , не есть истина рациональная, объективная, она не есть реальность, и он это прекрасно понимал. Все свои усилия он направлял на то, чтобы по ту сторону природного мира, над ним, создать иной мир, мир сверх-природный. Но был ли он убежден в объективной реальности этой сверх-природы? Убежден - едва ли; убеждал себя - пожалуй. И проповедовал эту истину, обращаясь к себе самому.

В чем же разница между этой его позицией и позицией пирронистов {384} 384 Пирронисты - последователи Пиррона (ок. 360 - ок. 270 до Р.Х.), древнегреческого философа, основателя скептицизма (пирронизма). Пиррон учил, что человеческие суждения о вещах произвольны, следует воздерживаться от каких-либо суждений вообще (так называемое эпохе) и пребывать в состоянии атараксии и апатии. , тех самых пирронистов, с которыми он так ожесточенно сражался, и именно по той причине, что сам чувствовал в себе пирронисга? Разница есть, и состоит она в том, что Паскаль не мог смириться с сомнением, не уступал отрицанию, scepsis , разница в том, что он нуждался в догме, и искал ее, и желал поглупеть. И логика его была не диалектической, а полемической. Он не стремился к синтезу тезиса и антитезиса; как и Прудон, который тоже был паскалианцем в своем роде, он пребывал в противоречии. «В сражении нас привлекает само сражение, а не его победоносный исход» (135). Он боялся победы, которая могла оказаться победой его разума над его верой. «Самая жестокая борьба, какую Бог мог бы послать людям в этой жизни, была бы тогда, если бы Он оставил их без этой борьбы, которую принес с Собой» (498). Паскаль боялся мира. И не без оснований! Он боялся встретиться лицом к лицу с природой, то есть с разумом.

Но возможна ли в человеке, человеке, для которого имеют значение факт и право, в существе разумном и сознающем свою разумность, вера, допускающая возможность рационального доказательства существования Бога? Возможна ли для него третья ступень послушания по Лойоле? На этот вопрос можно ответить так: нет, без благодати невозможна. А что такое благодать? Вот вам еще одна лазейка для трагедии.

Преклоняя колени пред Всевышним (233), Паскаль молил его о смирении своего собственного разума. И что же, он смирился? Хотел смириться. И обрел покой лишь после смерти и только лишь в смерти, и все еще живет сегодня в тех, кто, подобно нам с вами, прикоснулся к его обнаженной душе, обнажая свою собственную душу».

К этому я должен прибавить, что Паскаль, будучи связан с монахами Пор-Рояля и будучи сам неженатым, не был монахом, не давал обета безбрачия и девства, - если он и умер девственником, то нам это доподлинно неизвестно, - и был человеком гражданским, гражданином и даже политиком. Ведь его кампания против иезуитов была, в сущности, кампанией политической, гражданской, а его Письма к провинциалу - произведение политическое. И здесь перед нами еще один корень агонии христианства, происходившей в душе Паскаля.

Один и тот же человек написал Мысли и Письма к провинциалу , эти две книги вышли из одного и того же источника.

Прежде всею, обратите внимание на название: Мысли , а не Идеи . Идея - это нечто застывшее, неизменное; мысль - нечто текучее, изменчивое, свободное, Мысли переливаются одна в другую, тогда как идеи разбиваются, сталкиваясь друг с другом. Наверное, можно было бы сказать, что мысль - это идея в действии, или действие в идее; а идея - это догма. Человек идеи, человек, которым овладела какая-нибудь идея, редко мыслит. Мысли Паскаля - произведение полемическое, агоническое. Если бы Паскаль написал тот апологетический труд, который первоначально собирался написать, то мы имели бы дело с совершенно другим и значительно уступающим Мыслям произведением. Ведь Мысли ничего не обосновывают. Агония не является апологетикой.

Дочитав до конца Ночь в Гефсимании , эссе о философии Паскаля ( Les Cahiers Verts, publies sous la direction de Daniel Halevy , Paris, Bernard Grasset , 1923) русского писателя Льва Шестова, я выписал следующее: "... апология призвана защищать Бога перед людьми; поэтому она должна - вольно или невольно - признать в качестве последней инстанции человеческий разум. Если бы Паскалю удалось завершить свой труд, он выразил бы лишь нечто приемлемое для людей и их разума, и не более того». Возможно, так оно и есть, и все же люди - вольно или невольно - прислушиваются к deraisonnements {385} 385 Deraisonnements - безумные речи (франц.). Паскаля.