Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

Мужество, воля, хотение; вера, женственность, жена. Как Пресвятая Дева Мария, так и вера - это материнство, но только материнство непорочное.

Верую, Господи! Помоги моему неверию ( Марк ., IX, 24). Верую - это значит «желаю верить», или, лучше сказать, «хочу уверовать», и это - аспект мужественности, свободной воли, которую Лютер называл «рабской волей», servum arbitrium . «Помоги моему неверию» - это аспект женственности, благодати. И вера, вопреки тому, что отец Гиацинт хотел бы верить иначе, приходит от благодати, а не от свободной воли. Тот, кто только лишь хочет уверовать, еще не верует. Мужество само по себе бесплодно. Вместо него хрисгианкая религия создала чистое материнство, материнство без содействия мужчины, веру чистой благодати, деятельной благодати.

Вера чистой благодати! Ангел Господень вошел к Марии и, приветствуя Ее, сказал:" Не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога», и благовесгвовал Ей о таинстве рождения Христа. И Она спросила его, как будет это, когда Она мужа не знает, и Ангел объяснил Ей это. И Она в ответ ему: «Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему». И отошел от Нее Ангел (Л ука , I, 26-39).

Благодатная: Κεχαριτωμένη. Так назвать можно только женщину ( Лука , I, 28), символ чистой женственности, непорочного материнства, женщину, которой не нужно было преодолевать сомнения, потому что их у нее не было, и которая не нуждалась в мужестве. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное! Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят! " ( Матф ., V, 38).

«Власами Девы» зовутся тоненькие нити паутинки; подхваченные ветром они летают по воздуху, и паучки, которых Гесиод ( Труды и дни , 777) называл летучими, на этих паутинках бесстрашно пускаются в путь и в безветренную погоду, и даже в бурю. Есть еще крылатые семена, пух одуванчика. Но эти паучки отличаются тем, что сами из своих собственных внутренностей прядут эти легкие паутинки, на которых устремляются потом в неведомую даль. Вот он, страшный символ веры! Вера висит на волоске Девы непорочной.

Есть такая притча о скорпионе: оказавшись в огне и поняв, что ему грозит неминуемая гибель, он вонзил свое ядовитое жало себе в голову. Не является ли и наше христианство, а также и наша цивилизация самоубийством подобного же рода?

Об агонии, о полемике, апостол говорит, что кто борется, агонизирует, тот воздерживается от всего: παζ ρέ ό άγωνιξόμενοζ πάνια έγκρατεφεται {355} 355 παζ ρέ ό άγωνιξόμενοζ πάνια έγκρατεφεται - Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы - нетленного (греч.). (Х115 (I Кор ., IX, 25). Павел и сам тоже пережил настоящую борьбу, испытал настоящую агонию, τόν καλόν άγώνα ήγωνιμαι {356} 356 τόν καλόν άγώνα ήγωνιμαι - подвигом добрым я подвизался, течения совершил, веру сохранил (греч.). (II Тим ., IV, 7). И в конце концов одержал победу? В этой борьбе победить - значит быть побежденным. Триумф агонии - смерть, а смерть эта, быть может, и есть вечная жизнь. Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли, и да свершится она во мне по слову Твоему. Рождение - это тоже агония.

Что это за штука социальное христианство? Что это за социальное царство Иисуса Христа, о котором нам без конца твердят иезуиты? Какое отношение христианство, истинное христианство, имеет к обществу, пребывающему здесь, на земле? И что такое христианская демократия?

«Царство Мое не от мира сего» ( Иоанн , XVIII, 36), сказал Христос, когда увидел, что не наступил еще конец истории. «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» ( Лука , XX, 25), - сказал Он. Но давайте вспомним, при каких именно обстоятельствах Он произнес эти многозначительные слова.

Преследователи Иисуса, хотевшие погубить Его, решили задать Ему вопрос, позволительно ли давать подать Кесарю, завоевателю, врагу их иудейской родины, которому принадлежала власть. Если бы Иисус ответил на этот вопрос «да», они бы выставили Его перед народом как плохого иудея, плохого патриота, а если бы Он ответил «нет», то в этом случае они выдали бы Его римским властям как мятежника. Выслушав вопрос, Иисус попросил у них монету и, показав ее, спросил: «Чье это изображение?». «Кесарево», - ответили они. Тогда Он сказал: «Итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Что понимать надо так: отдавайте кесарю, миру, обществу деньги, они принадлежат кесарю, миру, обществу; Богу же отдавайте душу» которой предстоит воскреснуть в теле. Здесь Иисус, который еще прежде сказал, что богатому войти в Царство Небесное труднее, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко, отстранился от каких бы то ни было социально-экономических проблем и показал, что Его благая весть не имеет ничего общего ни с социально- экономическими, ни с национальными вопросами, она не имеет никакого отношения ни к демократии, ни к демагогии интернационализма, ни к национализму.