Плотин - Эннеады

5. а/ также и понятие "этого" не есть пустое понятие, так как оно говорит о некоей обнаруживающейся ипостасийности, заменяя самое имя "этого", т.е. оно есть энергийный эйдос, лежащий в основе самого имени и говорит о некоей наличности существования и прочих признаках сущего. b/ Поэтому, такое понятие не должно обозначать что-нибудь пустое и не есть простая аффекция разума, не имеющая под собой никакого объективного основания, но есть оно некая субсистентная вещь, т.е. некое объективное основание для разума, точно также, как если бы высказывалось и собственное имя какой-нибудь самой вещи.

IV. Положительное учение о числе.

14. Из всего предыдущего вытекает, что единое и вообще числа, имеют с одной стороны умную природу, с другой же, чувственно-акцидентальную, и все числовые явления и операции в чувственном мире возможны лишь благодаря присутствию в нем умных чисел.

1. С точки зрения отношения, существующего между единым и многим, не без основания можно заметить, что единое вовсе не такого, что при аффекции всего иного из него образующегося само оно без всякой аффицированности имеет вою природу потерянной, и что если оно собирается найти из своей сферы единого, необходимо ему потерпеть ущерб единого путем разделения на две и более частей. Другими словами, можно было бы думать, что единое при переходе во многое, и аффицируется и теряет свойство единого, перестает быть единым. Это, однако, не так, - а/ Именно если одна и та же масса, разделенная надвое, становится двумя массами без утери себя как именно массы, то ясно, что помимо субстрата в ней привходило единство, которое она утеряла в течение приведшего к уничтожению разделения. И, значит, масса один момент, а единство ее - совсем другой момент. Масса остается, а единое - то есть, то его нет. b/ Следовательно, то, что иногда присуще одному и тому же субъекту, иногда же отходит от него, каким же образом не поместить в сфере сущего, где оно было бы уже без перемен и где оно уже не испытывало бы никакой аффекции? - Мы должны признать, что, с одной стороны, оно, т.е. единое, акцидентально для вещей, с другой стороны существует само по себе, проявляясь как в чувственных, так и в умных вещах, - в одних, как во вторичных, - акцидентально, в умных же, - само по себе, первому началу принадлежа - как единое, и затем, второму, - как сущее. Стало быть, единое в известном смысле не аффицируется. с/ Но оно также и не перестает быть единым при переходе во многое. Могут сказать, что единое, если к нему привзойдет иное, без всякой аффекции, просто, не есть уже единое, но станет двумя. В самом деле, только когда единое нечто потерпело, а именно стало "двумя", может итти речь о том, что есть нечто кроме единого. Но тогда надо признать, что единого вообще нет, - как чисто отдельного от всего прочего: оно рассыпается в прочем. Это рассуждение, однако, неправильно. В самом деле, в данном случае ни единое не стало двумя, ни то, к чему было прибавлено иное, и, наконец, то, что было прибавлено: наоборот, все это остается единицами, как было и раньше. Если мы стали говорить теперь о двух, то предикат "два" высказывается сразу об общих моментах, т.е. о том, к чему прибавлено, и о том, что прибавлено, в то время как в отдельности категория единичности остается нетронутой по отношению к каждому из этих двух моментов.

2. а/ Стало быть два, равно, как и тройка, по природе своей не заключается в натуралистическом обстоянии вещи. b/ Только если бы два и двойка были бы в соответствии со сложением двух предметов, т.е. равнялись бы сложению двух предметов, и если быть в сложении было бы тождественно с созданием "двух", то, пожалуй, такое вещное обстояние было бы "двумя" или двойкой. Но в нашем случае двойка, в свою очередь, созерцается и при противоположной аффекции, ибо - "два" получается и при делении одного. Следовательно число два еще не есть ни сложение, ни деление, чтобы быть ему простым обстоянием вещи. Таково же рассуждение и в отношении всякого числа: если то, что рождает нечто из себя, т.е. в нашем случае, то, что рождает собой числа, есть только обстояние вещей, то невозможно, чтобы противоположное обстояние рождало из себя то же самое, т.е. так, чтобы эта порожденная вещь была самим этим обстоянием. Итак, единое, при переводе во многое, никогда не перестает быть единым: и, если появляется вместо единицы - два, то это - не в результате вещных обстояний и операций и, следовательно, не в результате простого аффицирования или ущербления единого.

3. Какова же основная причина того, что вещам свойственны числа и числовые отношения? а/ Основная причина та, что единое /единство единицы вещей/ существует в силу присутствия единого, как начала умного, два - в силу присутствия двойки, как белое - в силу присутствия белого /как умного эйдоса/, и прекрасное - прекрасного, и справедливое - справедливого. В противном случае вообще нельзя утверждать этих понятий: и тогда необходимо находить в них только одни вещные обстояния, полагая, например, что справедливое является таковым в силу такого-то обстояния в отношении к таким-то вещам, что прекрасное существует потому, что мы таким-то образом аффицируемся, в то время как в самом субстрате нет ничего, что нас соответствующим образом аффицировало бы и что было бы основанием для того, что является в виде прекрасного зрелища. Стало быть, всякий раз, когда ты что-нибудь увидишь единое и назовешь таковым, то оно, конечно, и существует для тебя вполне как великое и прекрасное, и можно приписать ему бесчисленное количество признаков.