Эмиль Бутру - Наука и религия в современной философии

Этот взгляд Скота Эригена является однако слишком общим и неопределенным. Как по своим источникам, так и по своим задачам философия и религия не совпадают между собой. Примирение между философией и теологией не подлежит спору, но каждая остается в своей области. За философией остается познание вещей, сотворенных Богом, и тех сторон божественной природы, которые могут быть выведены из рассмотрение его творений; за теологией — познание сущности и внутренней жизни божества. Разум и вера разделяют между собой область бытия таким же способом, как папа и император разделяют между собою власть в человеческом обществе. Они ни в коем случае не равны по достоинству: разум и вера образуют феодальную и аристотелевскую иерархию, в которой низший обязан выполнять долг верноподданного по отношению к высшему, а высший гарантирует безопасность и права низшего. Философия доказывает то, что изрекает вера. С своей стороны благодать не разрушает природы и разума, но осуществляет во всей полноте заложенные в них потенции.

Этот договор между философией и теологией предполагает. взаимное признание его.

Из греческой философии культивировалось по преимуществу то, что можно было утилизировать в интересах развития христианской догматики: такова онтология, которую рассматривали также и как естественную теологию. В Аристотелевской логике, этой математике доказательств, искали теории познаваемости, и в этих видах придали ей исключительно формальный характер, которого она лишена была у самого Аристотеля.

С другой стороны религия была подвергнута методическому приспособлению. То, что в евангелии являлось как по существу своему неисповедимое духовное начало, как любовь, единение душ, жизнь внутренняя, не сводимая к словам и формулам, должно было приспособиться к схоластическим требованиям познаваемости, уместиться в рамки строгих определений, расположиться в длинные цепи силлогизмов, преобразоваться в абстрактную и законченную систему понятий.

Таким то образом в средние века христианство удовлетворяло потребностям познания, облекшись в форму, заимствованную у греческой философии. Эта случайная комбинация не могла продолжаться вечно.

Уже в течение самого средневековья христиане „мистики“ представлявшие группы более или менее изолированные и порою находившиеся на подозрении, не переставали требовать для индивидуального сознание права прямо сообщаться с Богом, минуя всякое посредничество философии и даже теологии. Диалектике они противопоставляли веру и любовь, теории и практику. Они к тому же вовсе не хотели сконцентрировать всю религию в области чистого духа и голой потенциальности. Они проповедывали, что душа имеет два пути к спасению: во-первых via purgativa, путь очищение от cкверн естественной жизни, и затем via illuminativa, т. e. „путь озарения“; этот последний приводит душу в самые недра божества, где она становится причастной божественному свету и божественному могуществу и осуществляет себя в новой форме, представляющей непосредственное создание и проявление самого духа. Эккарт учил, что труд не прекращается с того момента, когда душа достигает святости. Наоборот святостью начинается истинная деятельность — свободная и в то же время благостная, любовь ко всем творениям, не исключая самих врагов, дело вселенского мира. Труд является не средством к достижению, а так сказать излучением святости.

В то время, как мистики в борьбе с абстрактными и сухими формулами школы поддерживали свободный дух христианства своим живым и пылким, хотя порою несколько расплывчатым словом, схоластика переживала внутренний процесс расслоение на два элемента, которые она затем пыталась сблизить и согласовать между собой. Категории, установленные греческой философией, были предназначены их изобретателями для того, чтобы охватить и сделать понятными вещи нашего здешнего мира. Приспособиться к этой философии вполне христианская идея не могла, не отрекаясь от себя самой. С другой стороны философия также чувствовала себя угнетенной в рамках схоластики. На нее возлагалась обязанность доказывать личное бытие божества, возможность творения, бессмертие души человеческой, свободу воли. Разве можно сказать с уверенностью, что философия, оставаясь автономной, пришла бы к тем же самым выводам? Кроме того, не противоречит ли самим предпосылкам философского познание то обстоятельство, что догматы устанавливаются заранее а на долю человеческого мышление выпадает лишь задача их анализировать и дедуцировать?