Владимир Библер - Век просвещения и критика способности суждения. Д. Дидро и И. Кант

Но в Просвещении как особой культуре — просвещающий и тот, ког просвещают, — это один человек; изощренность вкуса и естественность восприятия природы, — это две стороны одного определения.

<���Век (Просвещения. — В. Б), когда деятельное стремление к закон{амер]ной общительности… сталкивалось с величайшими трудностями… совместить свободу (следовательно, и равенство) с принуждением… — тако век и такой народ впервые должны были изобрести искусство обмена идеям между самой образованной частью (народа) и необразованной, согласоват широту и утонченность первой с естественной простотой и самобытность второй и таким образом изобрести то среднее между высшей культурой и непритязательной природой, что составляет верное, никакими общими правилами не указываемое мерило также и для вкуса как всеобщего чувства людей.

Вряд ли грядущие века смогут обойтись без таких образцов (без формул культуры века Просвещения. — В. Б.), ибо они все больше будут удаляться от природы и в конце концов, не имея постоянных примеров ее, вряд ли будут способны (не возвращаясь к переосмыслению культуры просвещенного вкуса. — В. Б.) составить себе понятие об удачном сочетании в одном том же народе законного принуждения высшей культуры с силой и правильностью свободной природы, чувствующей свою собственную ценность> [56] Кант Иммануил. Указ. соч. С. 378. .

Так исторически и социально закрепленная формула эпохи Просвещения (сочетание элитарности и эгалитарности — <���воспитателей и воспитуемых>, когда одна часть общества — воспитатели — необходимо <���возвышается над обществом>, — см. Маркс, третий тезис о Фейербахе) переосмысливается в качестве всеобщей формулы культуры — в одном из ее определений.

В этом определении культура не способна создавать <���плотные>, вечные художественные ценности, вообще активные культурные начала, но зато способна постоянно — вновь и вновь — опустошать душу творца и приуготовлять ее — <���широким образом мыслей> — к возможности коренных культурных трансформаций.

И еще. Культура Просвещения — в ее всеобщем определении — эти культура разговора. Именно разговора, беседы (не диспута, не диалога).

Разговора с другими (Кант классифицирует все искусство по форма языка: слово, жест, тон — словесные искусства, изобразительные искусства, музыка). И разговора с самим собой. Только взятая в ключе <���беседы>, культура Просвещения есть культура мышления. <���Мыслить — значит говоцить с самим собой… значит внутренне (через репродуктивное воображение) слышишь самого себя [57] Кант Иммануил. Сочинения: В 6–ти т. Т. 6. С. 430. .

Вообще‑то говоря, культура Просвещения не является, на мой взгляд, отдельной целостной культурой. Это относительно замкнутый фрагмент иной культуры — Нового времени. Но в данной работе этой проблемы я не касаюсь — сознательно рассматриваю XVIII в. в его целостности и замкнутости.

Просвещение не может включить в себя диалог культур и само не может участвовать в этом диалоге, но оно готовит- впрок- нейтральную, всеобщую форму (<���широкий образ мыслей> и <���самостоятельность суждения>) для такого культурного общения.

<���Истинное просвещение беспристрастно> (Пушкин).

Но парадоксы просвещенного вкуса сами упрямо провоцируют выход за пределы беспристрастности — в поэтический пафос-, за грань вкуса — безграничность гения. Гения, удивительно гармоничного, светлого, властвующего широким, просвещенным образом мыслей, т. е. способного сосредоточить этот широкий и опустошенный образ в острие творческого деяния.

<���Гений — парадоксов друг> (Пушкин). Гений — друг и наследник парадоксов Просвещения.

Это — Моцарт и это прежде всего — сам Пушкин.

Но это уже — как в философии Кант — остранение культуры Просвещения, пафос работы с этой культурой.

<���То, чем Шенье еще духовно горел, — энциклопедия, деизм, права человека — для Пушкина уже прошлое и чистая литература:

Гений — даже если он гений XVIII в. — это уже диалог с Просвещением.

Теперь можно сформулировать — Заключение.

В кантовской <���Критике…> 1790 г. культура века Просвещения очерчивает свои границы, обнаруживает свою безграничность и неисчерпаемость именно как культура способности суждения.