Владимир Библер - Век просвещения и критика способности суждения. Д. Дидро и И. Кант

Но — неявно — существует третье, противоположное общее место области суждений вкуса: о вкусе можно спорить, больше того, вкус и ест некое наслаждение от спорности (это — мое мнение), и вместе с тем всеобщности (я уверен, что предмет прекрасен) моего эстетического суждения.

Но где есть возможность спорить, там есть и надежда столковаться друг с другом.

Столкновение этих <���общих мест> и рождает антиномию — <���Тезис. Суждение вкуса не основывается на понятиях, иначе можно было бы о не дискутировать (решать с помощью доказательств).

Антитезис. Суждения вкуса основываются на понятиях, иначе, несмотря на их различие, о них нельзя было бы даже спорить (притязать н необходимое согласие других с данным суждением)> [44] См. там же. С. 358. .

Кант разрешает эту антиномию в своей обычной манере — речь, дескать, идет о <���понятиях> в разных смыслах слова. В тезисе — о жестких, определенных, рассудочных понятиях (на них суждение вкуса не может основываться). В антитезисе — о неопределенных понятиях, понятиях, только ещ имеющих быть, которые станут понятиями как раз в движении спора (в споре возникает истина; <���спорность> и есть определение истины in statu nascendi). На таких понятиях суждение вкуса может и должно основываться… [45]

Стоит устранить логическую неряшливость, и антиномия вкуса исчезает.

Да, исчезает, чтобы снова возникнуть, поскольку без этой антиномии нет суждения вкуса вообще. Мы видели, что для вкуса необходимы — в качестве исходных пунктов — рассудочные понятия, чтобы было что преодолевать, чтобы понятия неопределенные возникли на основе пережигания понятий определенных, жестких, прочных.

Иначе и никакого удовольствия не будет.

Или — в логическом плане — определенное понятие тезиса это и ест неопределенное понятие антитезиса, они — антиномичны (выступают разном смысле), будучи растащенными в различные логические одиночек (<���тезис — антитезис>). Но они противоречивы — без антиномии, — поскольку в них определяется самопротиворечивый логический субъектпросвещенный вкус, для которого жесткость исходных определений (нравственности или рассудка) с самого начала достаточно иронична; эти определения тем более жестки и тверды, чем более они понимаются как начал преобразования в неопределенное понятие, в эстетическую идею. Впрочем, это же означает, что антиномическое кантовское определение вкуса (понятие определено в разных смыслах) все же необходимо, опять‑таки, чтобы преодолеть эту антиномию. Преодолеть и по — кантовски (разрешить), противокантовски — чтобы создать произведение искусства, услаждающие <���просвещенный вкус>.

А поэтому вернемся к Просвещению.

Итак, эстетической ценностью могут обладать только такие понятия, которых возможно и необходимо спорить. Двигаясь в таких понятиях, сохраняю свою самостоятельность, я сам включаю в мою мысль чужие, противоположные идеи как необходимое определение моих собственные идей — в их спорности для меня самого.

..До сих пор я говорил как будто только об эстетике <���просвещенного вкуса>. Но теперь мы подошли к решению нашей сквозной задачи — отталкиваясь от определений <���вкуса>, эстетического суждения, сформулировать всеобщие определения просвещенного человека, человека культуры Просвещения.

Здесь в центр внимания уже непосредственно выступит целостны пафос Просвещения, сам смысл этого понятия в его культуроформирующе силе.

Если переформулировать в этом плане кантовскую <���аналитику и диалектику прекрасного>, то получается следующее.

Человек просвещенного вкуса или — шире — <���просвещенный человек> должен (!?) жить так — чтобы ему многое нравилось и он нравился многим, но — упаси боже! — без всякого прочного интереса;

— чтобы думать о многом, но — без всякого понятия;

— чтобы в предметах и поступках — своих и чужих — наслаждаться формой целесообразности, но — без всякой цели;

— чтобы безосновательно, но — уверенно — надеяться на всеобщую необходимость своего, совершенно произвольного вкуса; и главное:

— чтобы быть предельно общительным, но — желательно — без всякого реального общения.

Легче всего возмущаться, негодовать, презрительно улыбаться, в лучшем случае — сожалеть об этом легковесном, эгоистическом, опустошенном субъекте.

Но еще раз вдумаемся — вместе с Кантом — в смысл этой опустошенности.

Ведь она — мы это помним — нелегко далась, ведь к этой пустоте почему‑то стремились (стремился просвещенный вкус).