Александр Игнатенко: Ибн-Хальдун

Но эти соображения слишком общи. Ни они, ни многочисленные факты не раскрывают нам внутренний мир Ибн-Хальдуна, мотивы его поступков. Мир, в котором он жил, люди, с которыми он встречался,— все это за завесой времени. Любознательный читатель не удовлетворяется ни общими соображениями, ни сухими перечнями дат, имен и географических названий. Он стремится понять, каким человеком был Ибн-Хальдун, увидеть мир, окружавший его. Обратимся же к воображению, оно поможет нам собрать мозаику из разбросанных камешков — фактов. Попытаемся представить себе яркий эпизод из жизни нашего героя, скажем его встречи с Тамерланом, прозванным Железным, в 1400 г., во время осады Дамаска войсками завоевателя. Итак,

Встреча первая

К Ибн-Хальдуну входит Ибн-Муфлих, дамасский кади.

— Мир тебе, Ибн-Хальдун.

— И ты пребудь в мире. Как закончились переговоры?

— Как и следовало ожидать. Крепость должна сдаться, мы уплатим дань, а Тамерлан... Тамерлан обещает не пускать город на поток и разграбление. Ты единственный, кто остался здесь из свиты каирского султана Насира Фараджа, тебе я это и сообщаю.

— Теперь, следовательно, город будет принадлежать Тамерлану,— полувопросительно сказал Ибн-Хальдун.

Ибн-Муфлих вздохнул.

— Не все ли равно, кто будет нами править? Были ассирийцы, вавилоняне, персы. И великий Александр почтил наш город своим захватом. Потом были римляне, византийцы, арабы, монголы. А вот и татары пришли. Не все ли равно,— повторил Ибн-Муфлих.— Сейчас правят нами каирские черкесы-мамлюки, будут править ордынские татары!.. Да и Тамерлан ведь мусульманин, а не какой-нибудь идолопоклонник, да покарает его Аллах!..

— Кого — идолопоклонника или Тамерлана?— улыбнувшись, спросил Ибн-Хальдун. Ибн-Муфлих промолчал, только грустно усмехнулся в ответ.

— Но пришел я к тебе не затем, чтобы говорить о судьбе города,— продолжал Ибн-Муфлих.— Чему помогут наши речи? Аллах, всемогущ он и велик, ведет праведным путем, кого пожелает, а кого пожелает — погубит.

— На все воля Аллаха! — как эхо ответил Ибн-Хальдун.

Помолчали.

— Пришел я сообщить, что Тамерлан пожелал тебя видеть. Думаю, его лазутчики узнали, что ты здесь.

— Да поможет нам Аллах! — воскликнул Ибн-Хальдун.— Зачем я ему нужен?

— Не знаю. Не мог же я его спрашивать...

— Да-да...— Ибн-Хальдун задумался.— Как его величать? — спросил он.— Владыка мира? Или Царь царей? Или как-нибудь в этом роде?

— Нет,— ответил Ибн-Муфлих.— Он себя называет слугой Чингизидов. При нем сидит какой-то хан, но все время молчит — может, говорить ему нечего, а может, ему Тамерлан язык вырвал,— попробовал пошутить Ибн-Муфлих.— Это было бы похоже на Тамерлана. Ты не ошибешься, если будешь называть его Родившийся под Счастливой Звездой. Ему это нравится.

...Берег небольшой реки Барада, что течет около Дамаска..

Очень жарко и сухо. Жухлые кустики ломкой серой травы. Ветер несет над землей волны мельчайшего серого песка.

Воины Тамерлана соорудили из копий и засаленных халатов укрытия для жарящихся на кострах бараньих туш. Но видно, укрытия эти мало помогают: кое-кто, уже начав грызть мясо, отплевывается от песка, который, перемешавшись с солью и перцем, покрыл куски баранины серо-черной коркой. Некоторые полощут рты мутно-белым от добавленной воды араком — виноградной водкой с анисом.

Среди множества шатров выделяется размерами и украшениями шатер Тамерлана.

— Меня вызывали. Мое имя Ибн-Хальдун.

Стражники не поняли. Один из них просунул голову в шатер и что-то сказал. Вышел переводчик в татарском халате.— Заходи, Тамерлан может уделить тебе немного своего драгоценного времени,— сказал он на плохом арабском языке.

Когда Ибн-Хальдун свыкся с темнотой, он увидел перед собой возвышение, застеленное коврами. На возвышении сидел, поджав под себя ноги, маленький человечек в халате с золотым шитьем.

Ибн-Хальдун упал лицом вниз на расстеленный у входа ковер. От ковра пахло бараньим жиром. «Стар я стал для политики,— подумал он.— Не та уже живость. Хватит ли сил подняться?»

— Встань и приблизься,— сказал Тамерлан через толмача.— Садись,— указал он кивком головы на место неподалеку от возвышения. Ибн-Хальдун повиновался.

— Так ты и есть тот самый Ибн-Хальдун? (Какой «тот самый»? Историк? Каирский кади? Бывший хаджиб? Основатель науки о политической власти? Или старый человек, объятый тревогой?)

— Да, о Родившийся под Счастливой Звездой. Я — Ибн-Хальдун.