По существу оказывается, что кантовское определение «максимы как субъективного принципа действия, который сам субъект делает для себя правилом» (Кант И. Соч. М.: Мысль, 1966. T. 4(2). С. 137), и определение Достоевского, что «основание всякого искусства живет в человеке как проявление части его организма», есть свидетельства гомеостатического процесса.
В плане кибернетической формулировки такое явление, как гомеостазис, в процессах управления интеллектом следует связать с понятием оптимизации. Так возникает формулировка чисто кибернетической задачи: каким образом возможно возникновение упорядоченной структуры, источником которой служит в принципе хаотизированная информация, поставляемая интерорецепторами и преобразуемая на уровне психического сознания рефлексией в структурно-упорядоченный продукт. Такой продукт может играть и роль умозаключения, т.е. нового знания, решения проблемной ситуации, но он же может быть чисто ментальным продуктом, который несет на себе рефлексию, скажем, православного старчества (старец Лев, старец Серафим Саровский, старец Силуан) или поэзии, которая по меткому заявлению Э. Мандельштама «не ночевала в простынях прозы», и здесь семиотическое, знаковое воплощение образов может задаваться в самых различных формах (Гельдерлин, Пушкин, Уильям Блейк или Рильке — безразлично). Рефлексивный гомеостазис не перестает быть таковым и в том, и в другом случае. Более того, как показывает ментальное развитие общества в целом, на протяжении истории психической самоорганизации человеческого сознания в значительной степени безразличны пути достижения гомеостазиса. Гомеостазис зависит от начального и конечного состояния системы как в плане его равновесия с окружающей средой, так и в плане его самоорганизации и оптимизации. Но механизм восприятия внешней информации, имеющей любое, в том числе и смысловое содержание, и дезинформации, осуществляемый интерорецепторами, есть функция периодическая от снимаемой информации [32], аналогично тому, как музыка в ее многообразии [68] воспринимается теплокровными животными и сознанием человека через работу сердца и пульс крови.
Концептуальные и инструментальные средства интеллектуальных систем лишь дополняют и делают более разнообразными формы упорядоченной, организующей и самоорганизующейся работы человека [66].
Интеллектуальная система, как система гомеостазиса, обрабатывает вводимую в интеллект информацию уже как информацию упорядоченную, подвергая ее лишь форме опознания на уровне рефлексии, или точнее на уровне ее рефлексивной грамотности, соотнося ее с объективной действительностью и последствиями, например, при решении конкретной проблемной или ментальной ситуации.
Рефлексивно-парадоксальное мышление может приводить к умозаключению — новому знанию; наслаждению — информационным экстазом возможности появления события, которое никогда не будет реализовано; заблуждению, которое в зависимости от психо-физиологической ориентации приводит к преднамеренной и непреднамеренной дезинформации и дезориентации, выражаемым в том числе в форме умыслов лжи и зла. Умыслы лжи и зла, как формы рефлексивного мышления, отрицаются умозаключением как экскременты жизнедеятельности.
По Канту, «противоположность истине — ложь. Ложь есть унижение и как бы уничтожение человеческого достоинства в себе. Человек, который не верит тому, что он сам говорит... имеет еще меньшую ценность, чем если бы он был просто вещью». (Кант И. Метафизика нравов в двух частях. Соч. Т. 4(2). С. 366–367.) Примером умысла оправдания ЛЖИ может служить работа В. Пешего «Антидуховная „религия“ в рамках парадоксального мышления» (Новосибирск, 1994. 50 c.), где имеется даже специальный параграф, посвященный такой форме умысла: «Психические стрессы, длительный период полового созревания и ЛОЖЬ — есть причины появления и инструменты совершенствования Человека». Вот классический пример парадоксально-рефлексивного мышления, в котором в форме умысла декларируется заблуждение. Это тем более интересно, что данная работа рекомендуется категории лиц, именуемых автором — ЛПГР, лицам, принимающим государственные решения. В качестве сарказма можно предположить, что ряд ЛПГР обладают явной склонностью к подобного рода умыслам, но в отличие от автора цитируемой работы просто скрывают таковые свои качества, т.е., по Канту, являют собой неодушевленную «вещь» в чистом виде (см.: Кант И. Об изначально злом в человеческой природе. 1792). На этом фоне «современных философских игр» даже может появиться впечатление, что «Оправдание добра. Нравственная философия» В.С. Соловьева уже не имеет смысла, а краеугольным камнем служит снова философия знаменитого готтентота, утверждавшего, что «добро — это когда он украдет много коров, а зло — когда у него украдут». (Соловьев В. Соч. М.: Мысль, 1990. Т. 1. С. 98). И все же вслед за философом-космистом Н.Ф. Федоровым полезно помнить: «Добро есть сохранение жизни живущим и возвращение ее теряющим и потерявшим жизнь». (Федоров Н.Ф. Соч. М.: Мысль, 1982. С. 608).
Читать дальше