Владимир Крупин - Так начиналось…

Смотря грустно на обстановку, при которой приходится работать нашим академикам, и сопоставляя ее с хорошо мне знакомой обстановкой рабочей комнаты простого сельского учителя, я невольно подумал: разница здесь очень незначительна — академик и сельский учитель в обстановке своей работы недалеко ушли один от другого, и которому из них удобнее работать, сказать трудно».

Не веселое признание, не радостная картина.

И все же, несмотря на скаредность властей, на убогость оборудования лабораторий, люди русской науки делали открытие за открытием. А в канун Октября отечественная наука была готова к свершениям мирового значения.

Нужен был толчок. Нужно было сломать стену, за которой укрылась, спасаясь от жизни, наука.

Ленинское отношение к науке, государственная забота о ней, забота о главном и мелочах, была еще одной причиной перехода науки на сторону революции.

Революционеры не шарахались от самостоятельно мыслящей профессуры, как это делали власть предержащие сановники. На красном знамени был начертан иной лозунг: революция не сможет реализовать задач организации хозяйственной жизни, если не окажется во всеоружии знания, знания и еще раз знания!

Лозунг этот был не всем приятен. Он звал учиться и предостерегал от шапкозакидательства. Перспектива ежедневной черновой работы улыбалась, увы, даже не всем членам партии. Кое-кто ждал от революции немедленного социализма. Кое-кто впадал в истерику перед трудностями будней.

— Унылые бухгалтерские счеты и заготовка торфа? Это нам предлагают вместо высокой романтики зажигательных речей на трибунах и песенных маршей на улицах? Нет уж, увольте. Или сразу все. Или ничего! Иначе зачем мы шли в революцию. Правильно говорили умные люди, и социал-демократы среди них:

— Не надо торопить историю. Наш экономический строй еще далеко не созрел для социализации; капитализм еще не выполнил своей исторической миссии; технические, научные и организационные предпосылки для будущего строя далеко еще не имеются налицо, и господство пролетариата привело бы лишь к краху.

— Что ж, крах вполне возможен, — отвечали ленинцы, — если сидеть сложа руки и если мешать созидательной работе революции.

Ученые как раз не сидели сложа руки, и это было одним из залогов дееспособности и победоносности революции, приступившей к практическому строительству.

Когда Владимиру Ильичу стало ясно, что в настроениях научной интеллигенции совершился перелом, он немедля послал секретаря Совнаркома на переговоры.

Период взаимного прощупывания кончился, началась совместная практическая работа.

9 апреля перед непременным секретарем академии предстал ленинский посланец. Он отрекомендовался просто: «Инженер Горбунов». Протягивая руку молодому человеку в полувоенном френче с открытым взглядом, Сергей Федорович Ольденбург, конечно, не подозревал, что перед ним тот самый человек, который через много лет займет его кресло и вместе с ним примет на себя все многочисленные и хлопотные заботы Академии наук Страны Советов. Наверное, и сам Николай Петрович Горбунов не догадывался об этом. Он только выполнял тогда поручение Ильича.

Горбунов сообщил, что Совет Народных Комиссаров считает крайне желательным возможно более широкое развитие научных предприятий академии. (Заметим себе, что слово «предприятие» в ту пору носило другой смысл. Речь шла о том, что собирается предпринимать наука в самом широком понимании этого слова.)

Разговор был предметным. Какие экспедиции академия предполагает провести? Какие издания нужно выпустить в ближайшее время? Какие институты или лаборатории должно создать? Просьба сообщить об этом Совнаркому. Академии будет оказано скорейшее содействие. И еще просьба: связаться с теми обществами, с которыми академия обычно поддерживает отношения, скажем — Сельскохозяйственным ученым комитетом, Географическим обществом, — и выяснить, какие потребности испытывают эти ученые учреждения. Их пожелания тоже получат удовлетворение.

Последняя просьба была не просто обещанием. Это уже стремление направить деятельность академии, ученых к созданию единого, сплоченного фронта науки. Уже тогда, на заре становления советской науки, Ленин видел в академии будущий центр по организации и координации деятельности всех ученых страны.

Обещание было подкреплено делом буквально через два дня. 12 апреля по докладу Луначарского Совнарком принимает постановление: «Принципиально признать необходимость финансирования соответственных работ Академии».