Уоллес Николс - Ближе к воде [Удивительные факты о том, как вода может изменить вашу жизнь]

В 2014 году художник и кинорежиссер Джулиан Шнабель в радиопрограмме Free Thinking телеканала BBC сказал Филиппу Додду, что «свобода серфинга… непохожесть… причина, по которой люди тянутся к нему и занимаются им, заключается в том, что благодаря этому они могут добраться туда, куда им не добраться никаким другим способом. В нем есть какое-то невероятное освобождение. Если в течение многих лет наблюдать за разными серферами… заметно, что у каждого из них свой стиль — такой же, как у живописцев, актеров, поэтов… Серфинг вообще-то не спорт… а образ жизни» [24]. Это ритмичная, четко структурированная симфония в исполнении всплесков волн, камней и гальки. Это до мелочей изученные отмели, сужающиеся в таинственные бездны.

Вода одновременно и мать, и любовница, она убивает и дарит жизнь, она дает и отбирает. Именно эта бесконечная переменчивость, изумительность и внезапность постоянной смены цветов и настроения так сильно влечет художников, музыкантов, писателей, режиссеров и мыслителей. Вода освобождает спрятанного в нас раскованного ребенка, выпуская на свободу творческий потенциал и любознательность.

Примерно год назад мы с дочерью Грейс поехали в мой родной Нью-Йорк навестить мою двоюродную сестру Джулию. Мы отправились в Ред Хук, промышленный район Бруклина, расположенный неподалеку от Манхэттенского моста. Прогулявшись вдоль берега в направлении Бруклинского моста, мы зашли в студию Рэна Ортнера, чтобы полюбоваться его огромными холстами с изображением океана — размер некоторых полотен достигает двух с половиной метров в высоту и почти десять в ширину.

Рэн пишет только океан. На его картинах вы не увидите мостов, зданий, лодок, людей и животных — только волны, переданные художником с таким правдоподобием, что сначала может показаться, будто это не масляная живопись, а фотография. Раньше я находил некоторую иронию в том, что окна студии Рэна не выходят ни на какую воду, а вокруг совсем нет никакой воды, которая вдохновляла бы художника на подобное творчество. Но когда мы с Грейс и Джулией вошли внутрь, я понял, что Рэн и без этого сумел воссоздать океан во всем его величии. Его картины производят такое же впечатление, как и сам океан. Некоторых людей они поражают до слез. Очень многие испытывают здесь благоговение и желание на какое-то время задержаться у потрясающих работ художника. Вот почему в самом центре зала, как раз там, где он так нужен, стоит большой удобный диван!

Если спросить Рэна о его искусстве, он ответит: «Я пишу океан и — точка. Почему? Потому что я его люблю. Точка». А если вам повезет убедить художника рассказать о своем творчестве подробнее, то вы услышите что-то вроде: «То, что вы видите на картинах, абсолютно точно передает чувства, которые вызывает у меня океан. Из этого древнего организма исходит какая-то пульсирующая энергия, словно некий метроном непрерывно отстукивает текущие мгновения», или: «Я подумал, как было бы здорово, если бы я смог перенести на холст хоть частичку того, что ощущаю при взаимодействии с океаном». По словам Рэна, он хочет, чтобы его картины оказывали моментальный, безотлагательный эффект, чтобы они были тем, что Кафка назвал «топором для замерзшего моря внутри нас» [67] В письме к своему другу Оскару Поллаку Кафка пишет: «Книга должна быть топором, способным разрубить замерзшее внутри нас море…» Прим. ред. [25]. Услышав все это, понимаешь, почему, откинувшись на спинку дивана в студии Рэна, чувствуешь огромный эмоциональный и интеллектуальный подъем.

Многие другие художники, чьи работы я видел или о которых читал, испытывают такое же желание использовать воду как средство передачи своего видения и интуитивной связи с окружающими людьми. В последние несколько лет нейробиологи начали изучать психофизиологическую основу реакции человека на искусство и красоту. Это направление науки называется нейроэстетикой. Исследователи обнаружили, что в момент восприятия чего-нибудь с эстетической точки зрения в структурах мозга, отвечающих за восприятие, удовольствие, принятие решений и эмоции, происходят определенные нейрохимические процессы [26]. Однако если подумать, становится ясно, что красота и искусство относятся к субъективным переживаниям, «закодированным» в мозге человека его культурным и личным прошлым. «Потребность в красоте, возможно, и универсальна, но представления о том, что это такое, конечно, различаются, — пишут Бевил Конвей и Александр Рединг в отчете к своему исследованию в области нейроэстетики, проведенному в 2013 году. — Красота… равно как и большинство перцептивных [68] Перцептивный — относящийся к перцепции, восприятию. Перцепция — восприятие, непосредственное отражение действительности органами чувств. Прим. ред. реакций, сложнейшим образом варьируется в зависимости от контекста, степени погружения, внимания, связи и прочих факторов…» [27].