Анатолий Иванов - ЛОГИКА КОШМАРА

Если бы Сталин мог читать нашу прессу последних лет, статьи, в которых ему приписывались убийства Фрунзе, Куйбышева, Горького и других, он, наверно, не преминул бы процитировать монолог Бориса Годунова:

Кто ни умрет, я всех убийца тайный:

Я ускорил Феодора кончину,

Я отравил свою сестру царицу, – Монахиню смиренную… все я!

Первый большой процесс проходил в августе 1936 года под отдаленный грохот начавшейся 18 июля гражданской войны в Испании. Этот аккомпанемент был для Сталина как нельзя более кстати, но испанские дела все же не настолько отвлекли розовую западную интеллигенцию, чтобы она не пришла в ужас от обилия смертных приговоров в Москве. 25 августа 1936 года Зиновьев, Каменев, И.Смирнов и другие отправились в тот мир, отправку куда политических противников они одно время считали своей политической монополией, в чем глубоко заблуждались.

В особое производство по процессу 1936 года были выделены дела Гертика, Гринберга, Гавена, Маторина, П.Ольберга, Файниловича, комдива д.Шмидта, с которого начали разматывать Оппозицию в армии, и ряда других. Приплели к этому делу и Виссариона Ломинадзе, который после опалы работал Секретарем Магнитогорского горкома и своевременно покончил с собой в 1935 году.

Однако попытка Сразу же развить атаку не удалась. 10 сентября 1936 года “Правда” объявила о Снятии обвинений с Бухарина и Рыкова. В отличие от Зиновьева и Каменева, давно бывших политическими трупами, эти деятели еще держались на последней Ступеньке власти. На ХVII Съезде Бухарин, Рыков и Томский были избраны кандидатами в члены ЦК. Бухарин редактировал “Известия”, Рыков занимал пост наркома связи.

Р.Конквест полагает, что за них ходатайствовали “некоторые члены Политбюро”, не уточняя, о ком именно идет речь (Великий террор, с.214). В Политбюро к этому времени остался, пожалуй, лишь один человек, который мог рискнуть выступить с подобным ходатайством, – это Орджоникидзе. Внезапно уперся и безотказный до тех пор Ягода. Связи между бывшей правой оппозицией, Ягодой и Орджоникидзе можно проследить по линии ЦИКа, через Енукидзе, который стал Секретарем ВЦИК еще при жизни Свердлова, а Ягода, как уже говорилось, был Родственником и протеже Свердлова. С другой стороны, членом ЦИК долгое время был Томский. Енукидзе также с давних пор был хорошо знаком с Орджоникидзе. Не Случайно на процессе 1938 года из Енукидзе сделали главную пружину заговора и приписали ему роль связующего звена и передатчика приказов между несуществующим “правотроцкистским центром” и Ягодой. Мифология творилась не на пустом месте, а вокруг вполне реальных связей, но совсем иного характера. Однако Енукидзе не удалось сломать и заставить изображать из себя шута на процессе 1938 года. Напраслину налили уже на мертвого: самого Енукидзе расстреляли в декабре 1937 года.

Обнаружившаяся ненадежность Ягоды послужила поводом для того, чтобы устроить наконец-то погром в той еврейской лавочке, в которую он превратил НКВд, и которую до сих пор оплакивает горючими крокодиловыми слезами Ю.Карякин. 25 сентября 1936 года с юга полетела знаменитая телеграмма-молния Сталина и Жданова (они опять отдыхали вместе): “Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т.Ежова на пост наркомвнудела, Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД” .

В результате через 19 лет после установления Советской власти ее карательный аппарат впервые возглавил русский. Возможно, именно это обстоятельство и вызывает особую злобу у некоторых нынешних авторов, вроде В.Тополянского, который в своей статье “Ежов: портрет палача” (“Независимая газета”, 4 декабря 1991) рисует нам портрет не человека, а какого-то изначально ущербного существа с целым букетом физических и нравственных пороков: здесь и “инфантилизм”, и “сопутствующая общему физическому инфантилизму задержка психического развития”, и “особая жестокость испорченного и недоразвитого ребенка”, и алкоголизм. Г.Цитриняк в статье “Расстрельное дело Ежова” (“Литературная газета”, 1992, №7) добавляет к этому еще и заимствованное из приговора по делу Ежова обвинение в педерастии.

Эту тенденцию изображать Ежова заведомым монстром еще в 70-х годах пытался предупредить в своей самиздатской статье о Ежове М.Бернштам, который, наоборот, подчеркивал ординарность Ежова, видя в нем типичного партийного функционера. И действительно, в биографии Ежова нет ничего необычного: родился в 1895 году в Петербурге, из рабочих, сам работал с 14 лет, в 1917 году стал большевиком, участвовал во взятии Зимнего дворца, в 20-х годах работал секретарем Казахского крайкома. Паренька приметили, и его взял в свой секретариат Сталин. Это уже было залогом грядущей карьеры. Из этого же аппарата, который возглавлял сначала И.П.Товстуха (умер в 1935 году), а потом А.Н.Поскребышев, взлетели позже к вершинам власти Маленков и Мехлис, В 1929-1930 годах, то есть в разгар коллективизации, Ежова приставили заместителем к наркому земледелия Яковлеву (Эпштейну), а в 1930-1934 годах поставили во главе распредотдела и отдела кадров ЦК.