Л.Николаев был маленьким человеком с большими претензиями. В своем дневнике он писал: “Я пришел в этот мир, как новый Желябов. Я совершу освободительный акт и спасу Россию”. Но, по верному наблюдению Ницше, “одно – мысль; другое – дело, третье – образ дела”. Преступник, который был на высоте своего дела, когда совершал его, не выносит образ уже совершенного дела. Так произошло и с Николаевым: сразу же после убийства он впал в истерику, а когда в Ленинград прибыла следственная комиссия с самим Сталиным во главе, Николаев на первом же допросе повалился на колени и указал на чекистов: “Это они меня заставили! Четыре месяца меня ломали! Они сказали мне, что это нужно партии и государству”. Свидетелями этой сцены были второй секретарь Ленинградского обкома Чудов, выражавший уверенность, что Николаева сразу же после этого прикончили, и областной прокурор Пальгаев, который застрелился, поняв, что услышанное все равно будет стоить ему жизни (“Гудок”, 12 апреля 1989).
Сталин поспешил извлечь из убийства Кирова максимум политических выгод и приказал разыграть для публики судебный фарс. Сначала следили дело о Ленинградском террористическом центре, главой которого объявили Ивана Котолынова, бывшего члена ЦК ВЛКСМ, исключенного из партии в 1927 году за участие в зиновьевской оппозиции. 13 человек, пришитых к Николаеву, виновными себя не признали, но тем не менее были рас стреляны. Потом к одному Ленинградскому центру решили добавить и второй – арестовали 77 человек во главе с бывшим членом ЦК П.Залуцким, после чего распространили репрессии и на Москву. Арестовали Зиновьева и Каменева, бывшего секретаря Ленинградского обкома Григория Евдокимова, бывшего начальника Ленинградского [ПУ Ивана Бакаева и ряд других бывших функционеров.
Здесь необходимо дать одно пояснение. А.Т.Рыбин, видимо, по старости, путает двух Евдокимовых. Он называет Секретарем Северо-Кавказского крайкома “ярого троцкиста Г.Евдокимова”, тогда как на самом деле этот пост занимал Ефим Евдокимов, Старый чекист, “прославившийся своими зверствами после занятия красными Крыма и фабрикацией пресловутого “шахтинского дела”.
По делу Московского центра Зиновьеву дали десять лет, Каменеву Сначала пять, потом добавили еще пять, Евдокимову и Бакаеву – по восемь. Тогда же, в январе 1935 года, судили ленинградских чекистов. Из двенадцати человек наибольший срок получил Бальцевич – десять лет, а Ф.Медведь – всего три года и поехал на Беломорканал к Раппопорту. Запорожец прибыл на Колыму, как рассказывают очевидцы, при всех регалиях, и возглавил Дальстрой. Всю эту компанию расстреляли в 1937 году.
Не прошло и двух месяцев после гибели Кирова, как оппозиция понесла новую тяжелую утрату. 25 января 1935 года, не дожив до 47 лет, скончался В.В.Куйбышев.
На процессе 1938 года и эта Смерть была объявлена неестественной. Обвинили в ней секретаря Куйбышева Максимова-Диковского, якобы тоже действовавшего по наущению Ягоды и Енукидзе. Но и тогда это обвинение выглядело слишком надуманным. Куйбышеву, видите ли, во время сердечного приступа нужно было лежать, а Максимов позволил ему уйти домой. Тогда эта версия была, скорей всего, состряпана наспех, просто для нагнетания напряженности, но если в те времена все валили на “врагов народа”, то в наши времена стало модным налить все на Сталина, на которого теперь вешают и смерть Куйбышева. Занимается этим, в частности, сын Куйбышева Владимир (см. статью Н.Зеньковича “Коба не мог простить” “Подмосковные известия”, 11 октября 1991). Психологическая подоплека якобы заключалась в том, что Сталин относился с предубеждением и подозрительностью к таким людям, как Куйбышев, выходцам из потомственных дворянских семей, получившим прекрасное образование. Но главное, чего “Коба не мог простить” Куйбышеву, – это требования создать параллельную комиссию ЦК по расследованию обстоятельств гибели Кирова, внесенного Куйбышевым на заседании Политбюро в конце декабря 1934 года. Приплетается к делу и скандал, якобы разыгравшийся в конце сентября I934го4а на закрытом заседании Политбюро в связи с разглашением Сталиным военных тайн в беседе с иностранной делегацией. Заседание это, как нас уверяют, было созвано по инициативе Куйбышева и Орджоникидзе, и “если бы Молотов и Енукидзе не воздержались тогда при голосовании и если бы Калинин не выступил с примирительной речью, то еще неизвестно, как бы сложилась судьба Сталина”. Вся эта история сильно отдает липой. Подозрительно уже одно то, что н закрытом заседании Политбюро по этой версии принимает участие и даже голосует Енукидзе, который в Политбюро не входил и посему прав таких не имел.
Читать дальше