Крылов Владимир. - Чёрт красивый

— Здравствуйте… — произнёс он, и приветливо улыбнулся; демонстрируя на то мирный характер своего присутствия здесь и сейчас.

Следует добавить, что улыбка конечно же далась Александру Сергеевичу с превеликим трудом; однако Степан Никанорович никак не отреагировал на это приветствие, и лишь выпученные глаза его словно две тарелочки в ответ пронзительно просияли голубой каёмочкой: после чего дружественно протянутую руку, пришлось спрятать.

«И чего он так смотрит, — думал про себя Александр Сергеевич, — Сейчас, наверное, бить будет больно… И возможно ногами – как же это неприятно, когда тебя бьют ногами…»

(Пушкину тут же припомнились два эпизода из недавних прогулок по Питеру – и каждый раз его били именно ногами: первый, это на улице Гороховой в очереди за пивом; а второй раз не далеко от Конюшенной площади при схожих тому обстоятельствах, тоже у пивного ларька, и тоже в очереди: а всё из-за того, что морда его видите ли кому-то не понравилась…)

В этот самый момент Пушкину стало жалко себя неимоверно, вечно ему всегда достаётся – ни за что… а так не хотелось бы.

Тут же перед глазами промелькнули радужные картинки из раннего детства: папа Сергей Львович за столом с кружкой пива в руке, и мама Надежда Осиповна со стопочкой водки, а ещё дядя Федя с метёлкой, и иже с ними: тётя Маруся, собака Тузик, котёнок Станислав, храбрый цыплёнок Тим, и мышка-норушка по имени Серафима Станиславовна.

«Нет, пожалуй, сейчас закончу с этим делом, и к своим подамся, — подумал Пушкин, — супруга Наталья Николаевна поди заждалась; да и ребятишки – мал мала меньше, Машенька, Сашенька, Гришка и Наташенька кушать поди хотят – ненасытные…»

_____________

— Ты кто? — наконец-то полюбопытствовал Степан Никанорович, прервав тем самым воспоминания Пушкина.

— Пушкин Александр Сергеевич… — честно представился Александр Сергеевич Пушкин, и не переставая тюкать Лизавету Филипповну, снова по ходу дела протянул Степану Никаноровичу, ту же самую дружественную руку.

Степан Никанорович же в свою очередь, с недоверием глянул на протянутую ему растопыренную ладонь.

— Ха!.. Пушкин!.. — усмехнулся, отстраняясь он, — Знаем мы таких-Пушкиных-то…

И тут же сбросил с себя одеяло, и как был в сапогах умчал во двор до ветра… а когда вернулся – снова застал ту же самую картину; прилёг рядом, и с иронией в голосе усмехнулся:

— К-х-е!.. Надо же такое придумать – Пушкин!.. Видали мы таких-Пушкиных-то… Ха-ха!

А сам ещё понаблюдал малость за происходящим, махнул рукой, да к стеночке отвернулся, и думает себе:

«Всё!.. По ходу надо завязывать бухать-то… А то и правда – чёртики уже в глазах … Вот ведь…»

____________

«Как!.. И это всё!??» — Пушкин казалось даже расстроился… Никогда ещё в жизни, загулы с дамочками не сходили ему с рук так запросто.

Глава 28.

ЕЩЁ ТЫ ДРЕМЛЕШЬ, ДРУГ ПРЕЛЕСТНЫЙ.

«Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры навстречу северной Авроры, звездою севера явись…»

Под утро Лизавета первой зашевелилась; вся такая удовлетворённая и на сегодняшний день наконец-то жизнью довольная.

И вот лежит она между двух своих мужиков, и прямо вся от счастья светиться, и особенно в темноте это хорошо заметно, и даже лампочку включать не стоит – и так всё отлично видно: это я вам как свидетель заявляю; дабы имел место феноменальный факт необычного природного явления.

Так вот: полежала она немножко и решила кофе в постель Александру Сергеевичу преподнести, в знак благодарности – за то чудное мгновенье, подаренные ей сегодня ночью.

Тихонечко привстала с койки на цыпочки – стараясь не разбудить ни того ни другого, и айда на кухню; в ступку кофе бухнула с горушкой – ну в общем захлопоталась по хозяйству.

А мужикам тоже уж пора вставать было: Степану Никаноровичу на работу собираться; ночь то беспокойной была, а Пушкину тем более – ноги следовало бы побыстрее делать; однако тоже умаялся – ведь всю то ночь Елизавету Филипповну ублажал, а потому оба ещё теоретически спали.

А практически начали было спросонья ворочаться, ещё и глаза, не открыв по мужской привычке каждый начал искать друг у друга женскую сиську, чтоб перед тем как встать – молочка глотнуть для порядка, чтобы в себя прийти. Потянулись по направлению друг к другу – и кажется чего-то там друг у друга обнаружили – типа той самой сиськи; да так и сблизились-соединились, обнялись, друг к дружке прижались.