Крылов Владимир. - Чёрт красивый

Глава 23.

СРЕДСТВО ДЛЯ БОРЬБЫ С ПАРАЗИТАМИ.

Возвратилась Лизавета, смотрит – а вместо бутылки и колбасы на подносе – тазик стоит, и как в прошлый раз она его в холодильник пихнула, и сама не знает почему именно опять в холодильник – вероятно уже по привычке. А затем уж бросилась Пушкина выручать; правда вместо дезодоранта, по ошибке дихлофос прихватила – средство борьбы с клопами, тараканами и прочими паразитами, и сразу же начала прыскать Александру Сергеевичу в нос, что бы он наконец мог продышаться.

И тем не менее, всё обошлось; Пушкин даже не умер, разве что чихнул раз пятьдесят; а потом ещё сознание потерял; но всё-таки оклемался – видимо не такой уж он паразит оказался.

— Ну давайте! Давайте, в себя приходите! — прошептала ему Лизавета, уж, не надеясь, что выживет отравленный, и только в бок ему кулачком тычет, — Только … Тихонько…Тсс!..

А он сразу, как только сознание вернулось, ей на то отвечает:

— Не мужское мол дело – давать-то!.. Сама мол давай-ка!..

И вот уже инициативу перехватил, и сам начинает тыкать, правда не каждый раз попадает, ну да после такого отравления – и так сойдёт.

— Тсс!.. — снова ему Лизавета; и уже начинает давать.

Ну в целом, кое-что на этот раз у них получилось, описывать не буду поскольку не видел, ибо Лизавета свечку задула, но зато слышал: как на протяжении всего действия нет-нет, да и отметиться Степен Никанорович затяжным гудком, а ещё пыхтел Александр Сергеевич, да мурлыкала Лизавета Филипповна. Ну вот, пожалуй, и всё; так что в дальнейшем – боле менее удачно обошлось.

И вот уже прощаются у дверей по утру; да никак проститься не могут:

— Ну что, завтра придёте Александр Сергеевич? — спрашивает у поэта Лизавета.

— Приду! — отвечает ей Пушкин, — вы только Лизавета Филипповна мужа своего завтра не кормите, а то он нам снова устроит Варфоломеевскую ночь…

— Хорошо! — согласилась на то Лизавета, — Я его больше вообще кормить не буду.

— Вот и правильно, — одобрил её слова Пушкин, — Нечего добро на говно переводить…

Крепко он тогда поцеловал Лизавету Филипповну на прощание, а как только первый шаг в коридорчик сделал – так сразу же в глаз получил; снова грабли своё дело сделали. Долго ещё потом причитал Александр Сергеевич, прыгая от боли, и припоминая на память разные разудалые выражения; и она тоже потом долго ему обещала – что уберёт в конце то концов с крыльца эти паразитирующие грабли, или по крайней мере лампочку на крыльце вкрутит.

_______________

Правда насчёт граблей пообещать то пообещала, да всё равно не исполнила – позабыла, ну да чего её ругать то, всем известно, что такое память девичья, а вот на счёт мужа обещание, всё-ж таки выполнила; ибо категорически отказалась кормить его, хоть тот и усталый с работы вечером пришёл, а всё равно отказалась.

Выбежала она к нему, когда тот уже за столом сидел в ожидании каши кирзовой, закатав по обычаю рукава. Глянула на него, и говорит:

— Всё!.. Жрать в доме нечего!

— Ну раз нечего – значит нечего.

После чего лишь подмигнул супруге своей Кукушкиной, да и спать отправился.

Глава 24.

ОН НЕ ДОЛЖЕН ПРОСНУТЬСЯ.

На этот раз долго дожидаться не пришлось, Пушкин прибыл ещё до полуночи, Лизавета сразу догадалась, что это именно он прибыл, когда грохот вперемежку с матами на крыльце заслышала.

«Снова на грабли наступил!» — сообразила она.

И сидит на стуле, не торопиться к гостю на встречу; видимо понимает, что на этот раз можно и плюху за грабли заполучить; и тут же соображает:

«Пускай он там пока сам с граблями разбирается… И ведь надо же такое: ведь никто кроме него на грабли ни разу ещё не наступал – только он один подбитый постоянно ходит… Словно какая зараза специально его ногу на них направляет… а может в темноте он их видит, и специально себя калечит… Но зачем?..».

Через минуту Пушкин, совершенно разъярённый прошёл на кухню придерживая рукой больное место, сам сделал себе примочку, немного полюбовался синяками под обеими глазами, а также подбитым носом, и шишкой на лбу, заглядывая в зеркальце, висевшем над умывальником.

— Спит? — поинтересовался Александр Сергеевич у Лизаветы по поводу мужа, когда немножко пришёл в себя.

— Спит!.. — ответила она ему, и тут же сообщила о приятном, — Я ему сегодня жрать не давала…

— Ну и правильно, нечего ему жрать. Не проснётся? — поинтересовался поэт.

— Не должен…

Лизавета откинула одеяло, приглашая поэтического любовника занять своё привычное уже место: Пушкин, однако на этот раз торопиться не стал, три раза вокруг кровати обошёл, всё хорошенько обнюхал; и только тогда, когда удостоверился в отсутствии непредсказуемости; не спешно снял с себя рубаху, брюки, кружевные панталоны, и всё это аккуратно сложил на табуретке подле кроватки. И только ботинки снимать не стал по понятным причинам – хотя причину в этом понять сложно; в общем не принято было снимать здесь в деревеньке «С приветом» обувь, а Пушкин как известно завсегда старался соблюдать местные традиции.