Г.Ярцев - Цой жив ещё...

Чем ближе подходил, тем сильнее становился дурманящий запах пыльцы. Листья дурума покладисто шелестели под ногами, сбрасывая с себя желто-красное опыление. С каждым шагом округа стихала; ветра не хватило бы даже колыхнуть листья вокруг.

Заметил солнечный блик — искатель Каземат, рассматривавший Старый город через оптический прицел винтовки. По ней же узнал Ару; такой винтовки во всей Каторге кроме него ни у кого не было: полтора метра убийственной точности на раз убивавшей все, весящее меньше пятисот килограммов, а на вопросы, где отыскал такую, Ара всегда отвечал «Там, где нашел, уже нету». Была у него еще одна особенность, куда менее приятная. Странный искатель, да и Цой в странностях не уступал, и никому о них не рассказывал.

Глянул на свой нарукавник — капсулы пусты, а там, в Обелиске, где не ступала нога каторжанина, пыльца лишней не будет. Решил выменять немного, за одно и посмотреть, что с таким упорством рассматривал искатель Каземат.

Укрытый листвой Ара вскинул оружие наизготовку, готовый выстрелить, поймав в перекрестие прицела приближавшегося с поднятыми руками искателя. Поднял руку, похожую на ветку, заросшую вьюном, и подозвал.

— Светишься, — приветствовал искатель, примостившись в укрытии.

— В следующий раз пальну сразу, — гнусаво ответил Ара, пожав плечами. — Что с одежкой? — покосился на лохмотья искателя.

Цой скривился лицом, посмотрев на лиственный покров, надетый на голое тело, и ответил вопросом на вопрос:

— А с твоей?

— Так все просто: если умирать, то с комфортом. И жара, ты посмотри, а голожопиком хоть ветерок во все щели продувает.

Помолчали.

— Чего маячил?

— Предупредить жи, ты чет так уверенно туда шел, — и прильнул к прицелу. Ара напоминал куст: сидел сгорбившись, опустив руки на согнутые колени, а винтовку уложил на треугольник локтя.

— Бинокуляр поменял?

— Это у тебя бинокуляр, а у меня — топтический прицел! — ворчал, не отрываясь. — …Да, поменял.

— Точнее стала?

— Как капля за шиворот. Гляди, гляди! — сильнее вжался в прицел. — Вон. Опять. Левее Обелиска. Ой, то есть правее.

Цой толком не успел рассмотреть место.

— Все, ушел.

На что указывал Ара, искатель не понял, но не мог не заметить изменившиеся лабиринты улиц Старого города; болвашек, толпившихся там поубавилось.

— Во-о-от… — по нахмурившемуся лицу Ара смекнул, что Цой увидел порядившееся стадо.

— Где остальные?

— Где остальные, не знаю, но мутный где-то там.

— Мутный?

— Увидишь.

— Давно здесь?

Нехотя отлепившись от прицела — по его мнению, Каторга забывалась сквозь линзы: все, что не попадало в объектив, казалось несущественным, лишенным смысла и не заслуживало внимания; градация важности определялась дальномерной шкалой прицельной сетки и ничем иным, — Ара быстро окинул взглядом часы, закрепленные на прикладе:

— Два-сорок, — буркнул, возвращаясь к смакованию Каторги через насечки на линзе. — А до этого, пол солнца там и почти два — там, — не открываясь, указал на позиции в отдаленных местах, которые искатель, как не старался, но не разглядел. — Тут лучший обзор.

— Больше ничего? — вкрадчиво поинтересовался Цой.

— Больше ничего. Вон! Опять. У морд. Смотри.

Цой направил бинокуляр и навел резкость на треснувшие лики комедии и трагедии, столетиями охранявшие завалы здания с сорванной крышей в паре километров от них. Пожелтевшие у краев стекла позволили разглядеть тень, пронесшуюся между телами болвашек, но всего на секунду; рассмотреть толком не удалось. Ара бубнил, что мутный почти трое суток так носится, но смышленый, гаденыш, когда такие же за черту Ненормальной повыскакивали, так и рассыпались в пыль.

— А этот понял, чем кончит, если нос сунет, вот и мечется теперь. Зато вон, гляди, — шмыгал Ара, — граница-то какая. Захочешь, не проморгаешь.

Стрелок прав: прах выжег жирную кривую, за которой расстаться с жизнью легче легкого.

— Дома не задело?

— Да вроде как нет. Казематы точно, — усмехнулся. — Ну и девку ты нам приволок. Яйцы у нее сплошная сталь. Хороша, слов нет, только нервная какая-то день ото дня.

— Сживетесь?

— Куда денемся… — шмыгнул кривым носом, дважды сломленным винтовкой. — На одной земле живем, ежжи. А ты не к ней? — лукавая улыбка почти достигла ушей, но неподвижное лицо Цоя на раз осадило собеседника.

— Туда, — искатель кивнул на Обелиск.

Ара растерялся, не зная, куда уткнуть взгляд: в оптику, или в искателя. После краткого замешательства выбор остановился на последнем. Глаза поползли на лоб, слов не нашел.