Михаил Строганов - Почему Люди Болеют И Умирают?

Прошло совсем немного времени, и ценители "жарких тропик", и почитатели "фазенд" всё чаще говорить о своих болячках, о том, что лекарства не помогают, и медицина стала не та, и мир не тот, и время жизни вышло...

∙ Они всё больше и больше болели, а потом стали умирать. Друг за дружкой, так быстро, что в два-три года не осталось никого: ни "молодых", ни "стариков". Как тут не вспомнить о двойном смысловом дне "князя гуманистов" Эразма Роттердамского, когда "под дружелюбием скрывается вражда, а под видом пользы наносится непоправимый вред"?

Этот совершенно реальный, во многом типичный пример из жизни, можно проиллюстрировать замечательной жизнеутверждающей повестью Джерома Джерома "Трое в лодке, не считая собаки", вышедшей в 1889 году:

"Помню, как-то раз, чувствуя себя не совсем здоровым, я пошел в библиотеку Британского музея посмотреть в медицинском словаре, какими средствами нужно лечиться от лихорадки. Я добыл книгу и вычитал все, что мне было нужно, затем, от нечего делать, начал перелистывать её дальше, изучая разные болезни. Не припомню теперь, что первое попалось мне на глаза, - знаю только, что это был какой-то страшный, губительный недуг, один из бичей человечества. Еще не дочитав до конца описи симптомов болезни, я уже убедился, что она гнездится в моем теле.

Оледенев от ужаса, я несколько минут сидел без движения, потом с горя начал перелистывать дальше. Напал на тифозную горячку, просмотрел симптомы и обнаружил, что я, несомненно, болен тифом, болен уже несколько месяцев, сам того не зная! Надо посмотреть, нет ли еще чего? Дошел до пляски святого Витта, - так и есть, и тут все признаки налицо. Это меня заинтересовало, и я решил узнать всю правду до конца. Прочел о перемежающейся лихорадке и узнал, что болен и ею, но острый период наступит только через две недели. Брайтова болезнь у меня была, но, к счастью, в измененной форме: с этим можно еще жить, и довольно долго. Зато холера оказалась у меня с тяжелыми осложнениями, а дифтерит, должно быть, у меня был врожденный. Словом, я добросовестно перебрал все болезни по алфавиту и пришел к заключению, что у меня нет только одной - хронической язвы голени!

Далее я задался вопросом: много ли еще мне осталось жить? Я попробовал сам себя исследовать. Стал щупать пульс, но сначала не мог даже найти его. Потом пульс вдруг забился, и очень сильно. Я вынул часы, стал считать и насчитал 147 ударов в минуту. Попытался выслушать сердце, но и сердца не мог найти. Оно перестало биться...

Я вошел в читальню здоровым, счастливым человеком, а вышел из нее, еле волоча ноги, дряхлой развалиной...

Доктор велел мне расстегнуться, смерил меня взглядом, завладел моей рукой, стукнул меня по груди в такой момент, когда я этого вовсе не ожидал... Затем он сел, написал рецепт, сложил его и подал мне, а я, не читая, сунул его в карман и ушел.

Войдя в первую попавшуюся аптеку, я подал рецепт провизору. Он прочел и возвратил мне его обратно, говоря, что "этого они не держат".

- Как, разве здесь не аптека?

- Вот именно аптека! Будь у меня гостиница с рестораном, я мог бы помочь вам, а теперь - извините. Я - аптекарь, а не трактирщик!

Я развернул рецепт и прочел:

"1 порция бифштекса и 1 бутылка портеру каждые 6 часов.

По утрам гулять не меньше двух часов.

Ложиться стать ровно в 11 и не забивать себе голову вещами, которых не понимаешь".

Я в точности исполнил предписание доктора, и результат получился блестящий, - для меня лично, - так как я до сих пор жив и не собираюсь пока умирать..."

Рождённые, воспитанные и прожившие свои годы старики и не догадывались, какой чудовищно разрушительной силой обладает информационный хаос. Особенно если он внедряется в неискушённое сознание под видом полезных знаний.

∙ Любой разговор о болезнях, лечении, лекарстве, профилактики подкреплённый сюжетами социального распада, насилия, кризиса, несправедливости вызывает эффект, красочно прописанный в "Легенде о Нараяме".

Старики, атакованные информационными вирусами, начинают тяготиться жизнью. Они утрачивают волю находиться в мерзкой, непонятной и априорно враждебной к ним действительности. Мир становится чужеродной и агрессивной средой, физически и морально не пригодной для существования.

В годы войны, лишений, бедствий - была мотивация и жажда жизни, потому что её подпитывали осознанный смысл существования, высокая гуманистическая культура и религиозная вера, у кого она была.

Всеобщий нравственный разброд, несправедливость, беспричинная жестокость перекрывают самый главный, онтологический вопрос личного существования: "Зачем мне всё это надо? Глаза бы мои этого не видели..."