Патрик Уайт - Фосс

Иногда он дышал на стекло приборов и тер его мягкой частью руки, на которой твердые завитки кожи меркли в сравнении с грубыми отметинами судьбы.

– Фрэнк, я никак не найду тот большой призматический компас в деревянном футляре! – вдруг пожаловался Джадд.

– Вряд ли такая заметная штука могла запропаститься далеко, – ответил Лемезурье без особого интереса.

– Эти туземцы готовы умыкнуть, что под руку попадется! – заявил каторжник.

Он обильно потел всем телом, как делают крупные мужчины, и над верхней губой у него мелкими каплями выступило раздражение, тревога и даже холодное отчаяние.

Джадд искал компас повсюду.

– Фрэнк, я сделал все, что мог, – наконец сказал он. – Его уже не найти.

Тогда он отправился к хижинам аборигенов и принялся проклинать живущих там чернокожих женщин, которые ловили вшей в волосах друг у друга и смеялись над кувыркающимися в пыли рыжеволосыми детишками. Аборигенки не поняли Джадда. Их груди печально повисли.

Джадду неожиданное исчезновение компаса представлялось не менее загадочным, чем лабиринт зноя, сквозь который он брел обратно в лагерь.

Фосс, разумеется, пришел в ярость, потому как давно ожидал чего-то подобного.

Джадд пошел прочь.

Ближе к вечеру, когда остальные уже вернулись и стали поить лошадей и складывать хлысты, их тщательно расспросили, но ни один из них не счел, что пропажа компаса касается его напрямую. Поэтому обыск личных вещей они восприняли в лучшем случае со смехом, в худшем – с раздражением.

Фосс подошел к палаткам и сообщил, что компас необходимо найти. Одетый во все черное предводитель экспедиции смахивал на мрачного пророка.

Бойл также явился в лагерь. Он уже допросил аборигенов и убедился, что призматический компас точно не у них.

– Тогда это не поддается никакому объяснению! – вскричал Джадд и пнул свои седельные сумки так, что те хлопнули, словно пара огромных тяжелых крыльев. – Неужто я сплю?..

И действительно, происходящее все больше напоминало дурной сон. Люди замерли, испытывая настоятельную необходимость найти пропавший компас.

Каковой Джадд, как выяснилось, обнаружил в своей седельной сумке.

– Я же его туда не клал! – изумленно воскликнул он. – Зачем мне это?

Его мужественное лицо стало жалким.

– Совершенно незачем, – добавил он, в отчаянии продолжая копаться в воспоминаниях обо всех своих дурных снах.

Фосс отвернулся и ушел. Инцидент был исчерпан – если и не к его преимуществу, то хотя бы в ущерб другому человеку. Временами он испытывал страстное желание любить того, кого хотел унизить. К примеру, он вспомнил жену каторжника, чья простота была достаточно гибкой, чтобы пережить его разоблачение. Еще он вспомнил телескоп, который Джадд соорудил своими руками и понял, что для изучения звезд тот не годится. Предаваясь подобным мыслям, размышляя о человеческих слабостях и обмане, Фосс втянул голову в плечи и пересек пыльный двор. Унижение Джадда и жалость к нему уводят меня в сторону, внезапно понял немец и заартачился. Иллюзия развеялась. Трон его ослепительно засверкал.

У палаток Джадд сказал:

– Мистер Пэлфримен, я не клал туда компас.

– Я вам верю, – ответил Пэлфримен.

– Тому нет никакой разумной причины!

Причина есть всегда, молча поправил его Пэлфримен и принялся ее искать.

Пребывание в Джилдре обернулось для орнитолога сезоном лунатизма, и красной нитью через все проходил его сон (вероятно, то был все-таки сон), об измученном лунном свете и шелестящей тени, которую воспоминания отлили в свинце. И эта мрачная статуя угрожающе топталась перед ним под стеклянной луной, однако, сколько бы Пэлфримен ни смотрел (он оставался начеку еще долго), Фосс-человек больше во сне не ходил.

И вот теперь в Джилдре что-то должно было случиться. Первыми это почуяли в вечернем воздухе аборигены и собаки, которые то рычали, то резвились друг с другом. Белые смыли пыль с шей и лиц, запахли высохшей водой, мылом и резкой, грубой чистотой, церемонно вышли из палаток и объявили, что приближается отряд. Вдалеке раздавался отрывистый лай незнакомых собак, и собаки Джилдры принялись подвывать и кусать друг друга за плечи, выражая радость и солидарность.

– Вот и Торндайк! – вскричал Фосс, выбежав без шляпы и выставив на всеобщее обозрение белый лоб – с него словно маска упала.

– Будь я проклят, а ведь вы правы! – признал Бойл.

Теперь он постоянно пребывал в благодушном настроении, был со всем согласен и ко всему равнодушен и, кроме того, изрядно забавлялся.