Патрик Уайт - Фосс

– А Грейс? – спросила Лора.

– У Грейс – круп. Сперва мы были в ужасе, – сообщила Уна.

– А теперь ей лучше?

– Теперь да.

Доктор Бэджери наблюдал за рукой мисс Тревельян, которая изящно лежала на подлокотнике кресла. Или перемещалась на колени. Или задумчиво касалась подбородка. На пальце девушка носила маленькое колечко с агатом, время от времени покручивая его. Руки ее не знали покоя и все же сохраняли ощущение солидности и грациозности, несмотря на покраснение – по-видимому, результат физического труда.

– Мы позабыли, – с некоторым усилием сказала Лора, – про доктора Бэджери, а ведь он скучает! Сколь же невысокое мнение он составит о сиднейских леди!

Разумеется, это было сказано с претензией на жеманство, в которое он ничуть не поверил.

Едва сомкнув темные губы, Лора заметила, что незнакомец раскусил ее игру, и поспешно прикрыла их платком, жалея, что не может спрятать за ним все лицо.

Доктор Бэджери и в самом деле обладал неким природным чутьем. Он с удовольствием поделился бы своими благоприятными впечатлениями от увиденного, однако от обилия светских условностей и присутствия многочисленных леди впал в оцепенение.

Тем временем тетушка, сияя от гордости за самообладание и красоту племянницы, не удержалась и объявила:

– Лора, мистер Бэджери мечтает изучить географию Южного Уэльса. А еще у него интеллектуальный склад ума!

Подобные комплименты порой звучат на грани оскорбления.

– Я вовсе не претендую на искушенность ни в первом, ни во втором. – Корабельный врач начал выходить из терпения.

Потом он сдался. Было бы приятно, если бы молодая женщина объединилась с ним в целях общей защиты, но он понял, что в силу каких-то причин ей это неинтересно. В сущности, она молила не вовлекать ее ни в коем случае.

Немедленное уважение к ее желаниям вроде бы должно было увеличить понимание, которое столь явно возникло между ними, однако Лора смутилась. Она пристально разглядывала его довольно грубую, хотя и добрую руку, лежащую на мощном, неловком бедре. Что касается самого корабельного врача, он на свою голову запомнил некоторые из ее поз и жестов…

– Мы позабыли про пикник, миссис Боннер. – Уна Прингл вернулась к главной причине своего визита чуть ли не с отвращением.

Лоре этот мужчина вполне подошел бы, решила она с той жестокостью, на которую порой способна благовоспитанность.

– Ах да, пикник, – вспомнила миссис Боннер. – Что ж, Уна, можете передать матери, что это будет восхитительно. Для нас всех.

Казалось, она намеренно затягивала с решением, чтобы насладиться интригой. Лора промолчала, хотя все ждали ее замечания.

Помимо последних подробностей встречи обсуждать было уже особо нечего. Паузы становились все длиннее, и Уна Прингл наконец встала вместе со своими респектабельными спутниками. Впрочем, она полностью их игнорировала, из принципа, да и мысли ее занимали дела куда более важными.

– Что ж, тогда до четверга. – Таким образом Лора выразила одобрение будущего мероприятия.

– До четверга, – повторила Уна, щекой касаясь щеки подруги.

Мисс Эбби не могла не похвалить платье Лоры. Она его даже пощупала.

– Какое милое платьице! – воскликнула она. – А какие на нем чудненькие цветочки! Неужели гелиотроп?

Остальных женщин гувернантка утомляла. Бедняжка, ведь она была четвертой дочерью бристольского священника.

Лора нашла отговорку, чтобы не провожать гостей до дверей, поручив их Белле, чья любезность подводила ее редко, и тетушке Эмми, готовой принимать хоть весь белый свет.

В целом все казались довольными, мичман же вдобавок испытал большое облегчение. Снаружи это облегчение вырвалось из него смешным, неуклюжим, недавно сломавшимся голосом в замечаниях, обращенных исключительно к товарищу. Еще звучал голос корабельного врача, следовавшего по пятам за двумя леди, пока они огибали крыло дома и не зашли за угол. Лора слышала, как они разговаривают. Преобладали, разумеется, мужские голоса, в особенности доктора Бэджери. Его грубый, хриплый баритон словно не мог вырваться из колючих объятий розовых кустов, что росли вдоль дорожки.

Лоре Тревельян пришлось с виноватым видом отложить в сторону свой воображаемый пояс смирения и откинуться на самую удобную спинку, которую только могла предложить гостиная.

Подходя к главным воротам, корабельный врач задумчиво коснулся кремовой, если не сказать сливочной розы. Жар солнца беспрепятственно проникал сквозь сукно кителя, и ему было над чем поразмыслить.