Михаил Ланцов - Хмурый Император. Том 3. Западная война

— Его Святейшество уполномочил с вами обсудить один вопрос, если позволите.

— Что за вопрос?

— Двадцать лет назад, приглашая Патриарха Константинополя в Москву, вы позиционировали себя как истинно православный монарх. Десять лет назад, совершив венчание на царство по византийскому обряду, вы только это подчеркнули. Все было понятно. Все было ясно. Вы придерживались очень веротерпимой позиции по отношению к католикам, но без всяких оговорок выставляли себя монархом православным. Сейчас же… Его Святейшество в некотором замешательстве. Вы ведь пригласили его лично участвовать в Соборе…

— И он не приехал, — перебил легата Император. — Все Патриархи древней Пентархии прибыли, кроме него.

— Он опасается быть неправильно понятым в Германии и Австро-Венгрии.

— А почему он не боится быть неправильно понятым мною? Тем более, что Германия и Австро-Венгрия проиграли.

— Мне кажется, что вы спешите с выводами. Да, Германия потерпела серию поражений и потеряла часть территорий. Да, Германия потеряла флот морской и небесный. Но она все еще сражается. И ее дела не выглядят так уж плохо.

— Да-да, конечно. Особенно после измены Франции. Тоже католиков, к слову. Не их ли на самом деле опасается Папа?

— Измены? — Наиграно удивился легат.

— Ой, оставьте, — махнул рукой Император. — Мы здесь беседуем приватно и можем говорить прямо. Франция — предала условия союзного договора. Впрочем, Россия на это и не рассчитывала. Поведение Франции что в 1888–1889 годах, что во время Русско-Японской войны были слишком показательны, чтобы кто-либо в здравом уме мог ей доверять. Демократия слишком продажна и ветрена. Боюсь, что в 1793 году французы отрубили собственную голову и теперь вместо нее там кочан капусты.

— Республика — их выбор.

— Права и свободы одного человека заканчиваются там, где начинаются права и свободы другого человека. Это их выбор. Но ровно до того момента, как он пересекается с моим. И мне было бы все равно каким именно образом они кидаются головой в навоз, если бы мне с ними не пришлось вести дела. И я расстроен. СИЛЬНО расстроен.

— К сожалению Святой Престол не может повлиять на французов.

— И нашим, и вашим всем спляшем? — Усмехнулся Николай Александрович. — Боюсь, что выбирать сторону Святому Престолу все же придется.

— Сторону? Святой Престол, без всякого сомнения, давно и прочно выбрал сторону Всевышнего, верно служа ему.

— Что не мешало ему вмешиваться в дела европейских держав, не так ли?

— Духовные дела.

— И политические, и экономические. А местами и провоцировать кровопролитные войны. Вас не смущает, что в основе чудовищных по своим злодеяниям Религиозных войн в Европе лежат дела Святого Престола?

— Это все в прошлом.

— Серьезно? Тогда почему Рим не осуждает поступок Франции сейчас?

— Я не готов этот вопрос обсуждать сейчас, — осторожно отметил легат.

— Друг мой, а что вы готовы обсуждать? Вы выполняете задания французской разведки или, все же, придерживаетесь интересов Святого Престола? Хотя это не так уж и важно. В России много католиков. А будет еще больше. И мне важно, чтобы с религиозной точки зрения у них все было хорошо.

— Это Святой Престол и смущает. Это невероятно приятно, но… вы всячески показывали, что являетесь православным государем.

— Христианским.

— Что христианским?

— Я показывал, что являюсь христианским государем, для которого все эти распри мужиков в рясах, — с некоторым пренебрежением выделил этот эпитет Николай, — ни имеют никакой ценности.

— Вы хотите унии? — Оживился легат, проигнорировав выпад.

— Я хочу Империю. Настоящую Империю, а не все эти варварские поделки диких вождей.

— Я не вполне понимаю вас.

— А я вас. Что вы подразумеваете под словом уния? Признание руководящей роли Папы православными? Но ведь Исидоровы декреталии подделка. Причем грубая. И это давно известно. На основании чего будет постулироваться его превосходство? Или католики готовы признать превосходство Вселенского Патриарха? Судя по вашему лицу, я рискну предположить, что нет. Тогда что же? Что вы подразумеваете под унией?

— Католиков больше… — несколько неуверенно произнес легат.

— Это поправимое дело. В восточных патриархиях Пентархии тоже было много верующих. И денег было много. Но ровно до того момента, как исламские халифы не начали свои завоевания. За несколько десятилетий ситуация изменилась кардинально. И, стоявшая в запустении и разорении из-за варварских набегов германцев, Римская патриархия оказалась самой могущественной. Что мешает случится аналогичному несчастью с ней?