Валерий Андрианов - Проклятые земли

Достаю нож и хватаюсь за первую ветку куста. Погнали!

К краю расщелины, что расширилась втрое против того что было раньше, и ныряла куда — то вниз в долину, над которой нависли багровые небеса, мы выползли за два часа до сумерек. От усталости все настолько отупели, что нам реально было пофиг: обнаружат нас у выхода из расщелины тёмные или нет. Вопрос же, почему небо такого странного цвета, мне, если честно стал по барабану ещё час назад, когда о существовании этой самой долины я ещё и не подозревал. Подумаешь, небо багровое! Да хоть фиолетовое в зелёную крапинку! На вкус и цвет все фломастеры разные.

После разминирования пентаграммы, я предложил десятнику сделать привал часа на три — четыре и напомнил, что действия зелья скоро закончатся и всех накроет откат, поэтому нужно сгладить его наступление, но получил приказ двигаться дальше. Моему предупреждению, что люди скоро упадут и не смогут подняться, он не внял. Пришлось заткнуться и двигаться дальше, бормоча под нос от бессильной злости старую армейскую мантру:

Командир у нас хороший

Командир у нас один

Соберемся мы все ротой

И… ему дадим!

Эмоции зашкаливали. От такого глупого и не рационального использования зелий, мне вспомнилась поговорка про дурака, которому стеклянный… э — э…хрен — не надолго, мало того, что разобьёт, так ещё и руки себе порежет. М — да, действительно — наш случай!

Долго ждать подтверждение моих слов не пришлось. Спустя час народ шатало и раскачивало, как ковыль на ветру, сил идти дальше ни у кого не осталось. Все поняли, что Непутёвый был прав и нужно хотя бы несколько часов отдохнуть. Десятник не отставал от остальных и наравне со всеми изображал перебравшего забулдыгу, качаясь, спотыкаясь и падая. И чего спрашивается выёживался? Впрочем, ваш покорный слуга так же ничем не отличался от остальных! Когда я в очередной раз запнулся о спрятавшийся под снегом камень, то даже не почувствовал боли в отбитых пальцах ноги. Зато моим же рюкзаком в момент падения мне в голову прилетело так хорошо, что я даже язык прокусил от удара, но сил на ругань не нашлось. С трудом вздев себя на дрожащие ноги, я понял, что это падение было последним. Если упаду ещё раз — уже не встану! И хоть зелья у меня ещё были, но выдавать их народу я не стал — сердце у кого — то могло не выдержать.

Когда десятник спустя минуту объявил привал — мы рухнули, где кто стоял. Я шёл последним, поэтому раскинул руки в стороны, и упал на спину, изобразив медузу на пляже, не дойдя метров пятнадцать до основной группы. Правда, перед этим успел окинуть взглядом всех членов отряда, оценивая как состояние каждого из них, так и его местоположение.

Как я там говорил? Калики перехожие? Так и есть! Сэм ухайдакался настолько, что упав лицом в снег, отключился — похоже, что потерял сознание. Остальные, судя по полуобморочному состоянию, чувствовали себя не лучше. Наступил мощный откат после Энерджайзера, наложившийся на суточный марш — бросок. Сейчас нас можно брать голыми руками, сопротивления мы не окажем — кондиции никакие. Ну, разве что кто — то пукнет негромко в знак протеста, но на этом всё, силы закончатся! Кот вон вообще похож на двигатель с выработанным ресурсом, а двое из ларца (Лит и Сит) напоминают лыжников после финишного спурта: лицо в снег, задница к верху и всё тело ходуном ходит при каждом вдохе. Ещё и луки за спинами торчат — биатлонисты, блин! Я же, лёжа на спине, загнано дыша и не находя в себе сил на то, чтобы просто привстать и скинуть с плеч рюкзак, ощущал себя конем, которого бросил есаул. Очень хотелось, чтобы пристрелили, ей богу! Язык во рту не ворочался и отказывался произносить слова, поэтому я старался материться взглядом. Кажется, у меня это неплохо получалось, пока я их не закрыл…

Как отрубился — не помню. Просто в какой — то момент времени я осознал себя зависшим в провальной черной яме, а потом… потом какая — то падла мне пригоршню снега на лицо бросила. Правда это не сильно помогло с побудкой, и моя попытка открывать глаза ни к чему не привела. Ну вот, разбудить — разбудили, а поднять забыли! Ёпть, чувствую себя просто каким — то Гоголевским Вием. Как там, у Николая Васильевича: «Поднимите мне веки!»?!

«Вставайте, пан философ!» — тут же включился в игру внутренний голос, пытаясь достучаться до моего сознания, всё ещё опутанного паутиной сна.

Ага, сейчас всё брошу и начну фигнёй заниматься! Отвали, а?! О, вроде отстал. Спим…

«Вставайте, граф, вас зовут из подземелья! " — блеснул через какое — то время знанием классики приколист.