Дора Коуст - Без права выбора

— Мы проиграем… — простонал король, схватившись за голову.

— Если будем сидеть и бездействовать, то можно сдаваться, не вступая в сражение. Однако, я предлагаю разработать план обороны если ни всего Интара, то хотя бы центра. Пока мы будем держать оборону столицы, они не смогут захватить королевство.

— Ваш план? — обратился немолодой мужчина с проседью в волосах к наследному принцу.

— Из дворца — дальняя стрельба. Со стены — катапульты и стрелки. Конные встречают на поле вот здесь. — Алекс указал на карте место первого столкновения. — Они насколько возможно уменьшают количество противников. Далее, тех, кто все-таки сумеет пробраться за стену, ожидают пешие отряды. Также на башнях дворца необходимо разместить арбалетчиков. Это все. — спокойно проговорил он, присаживаясь в кресло.

— То есть, мы оставляем незащищенным все королевство, кроме столицы? Но ведь люди… — поднялся один из главнокомандующих.

— Все верно. Если армия противника не встретит сопротивления, то и трогать мирных граждан они не станут.

— Ваше Величество, мы следуем данному плану? — кто-то из присутствующих решился на вопрос.

— Выполняйте указания принца, хотя я и не верю, что они хоть сколько-нибудь помогут. — Итон лит Нерп опустошенно посмотрел на сына, понимая, что война уже проиграна, даже не начавшись.

Оставшись наедине, король продолжил разговор с сыном.

— Если Бетафские войска прорвутся за стену и подойдут к дворцу, я сдам королевство.

— Отец, вы не посмеете! Это наш дом, наша земля, земля наших предков!

— Сохранение жизни драгоценнее пустой памяти о почивших.

— Да как вы…

Шум из коридора прервал гневную речь Александра, заставляя его прислушаться к тому, что происходит за дверью.

— Ваше Величество! — четко выкрикнул кто-то и, обернувшись на отца, Алекс прошел к дверям и резко открыл их.

Его взору предстала занимательная картина, где двое стражников пытались скрутить вертлявого юнца, при этом еще пока было неизвестно, на чей стороне разместилась удача.

— Отставить! Смирно! — мужчины выстроились в линию, выпятив грудь вперед и с гордостью взирая на своего принца, который в свою очередь рассматривал также ровно стоящего меж стражников мальчишку.

— Разрешите доложить? — проголосил паренек, поправляя съехавшую на бок шапку.

Его тулуп свисал до самых колен, подобранный веревкой словно поясом, давая понять Алексу, что досталась одежа мальчишке с чужого плеча.

— Докладывай. — кивнул принц, сложив руки на груди.

— По ту сторону леса разместился вражеский отряд из нескольких сот человек. Они прячутся под высокими тканями вместе с лошадьми, но мы их увидели.

— Быстро добрались. Значит все-таки тоже магия. А мы — это кто? — вопросил он у юнца.

— Отец мой, да я. Мы лесники. Перед метелью собаку свою искали, а тут бах… как завьюжило, ветрище во какой поднялся! Мы уже домой пробирались, а тут они. Да много так! А отец говорит — беги Вашка к королю…

— Остановись. Я все понял. Благодарю за своевременное предупреждение. — кивнув стражникам, он продолжил. — Пусть выдадут мальцу пригоршню монет. Проследите.

Обернувшись к отцу, Александр вымолвил:

— Вы все слышали. У нас нет двух дней. Мы встретим их на рассвете.

С этими словами Алекс покинул короля, отправляясь вниз к воякам, чтобы предупредить о том, что этот рассвет может стать последним в их жизнях.

***

Алая полоска рассвета приветствовала мир, расплываясь неясными огоньками в бушующей метели. Так странно — не видно ничего вокруг, а она горит. Кроваво-красная — с такой бы провожать закат, но нет, она пришла с рассветом, знаменуя о приближении нового дня и чего-то еще. Так жутко — в сером мареве видеть, будто багровую реку, которая вскоре поглотит весь мир.

Алексия стояла у окна, приветствуя новый день, в котором уже не будет ее преданной фрейлины. Карий и Краила… Как часто смерть касается близких для нас людей, тех кто связан с нами теми или иными нерушимыми путами, а выходит все в этом мире также хрупко.

Человеческая жизнь подобна растению, что зачахнет без воды — любви, вырастит вялым без солнца — друзей, оборвется в один миг под лезвием садовника — убийцы. Разница лишь в том, как дорого ты продашь свою жизнь.

Один — откажется от нее добровольно, не желая бороться, обесценивая саму суть и древнюю кровь, что течет в жилах. Другая — до последнего будет биться, собирая крупицы сил для завершающего рывка, пусть и обреченного на погибель. Она уйдет с высокоподнятой головой, точно зная, за что боролась и что получила. Дочка обедневшего почти сгинувшего рода — теперь уже точно сгинувшего. Каждая капля ее крови бесценна, потому как она дала возможность жить другим, тем, кого считала дороже собственной жизни, выше собственной смерти.