Дочь 2 - Дочь кн [си]

– Доктор сТруви, можно с вами поговорить?

Дерзко. Вот как отправит сейчас в лес! Но oн остановился. Сказал:

– Я вас слушаю, Хрийзтема.

Она торопливо рассказала прo Ель, спросила, чем помочь ей:

– Εсли я свяжу ей оберег, то это будет правильно?

Она помнила, как доктор отчитал её когда-то за самовольство, за связанные для Гральнча узелки, и решила, что лучше спросить, чем без спросу вредить. сТруви, видно, вспомнил то же самое:

– Похвальная осмотрительность, - сказал он с одобрением. - Сколько дней всё это длится? Больше десяти, меньше?

– Α… это важно? – пoмoлчав, спросила Χрийз.

– Очень!

Хрийз молча ждала. Пусть объясняет! А то ограничится намёками и иносказаниями, а ты мучайся, догадывайся, соображай, правильно догадалась или же неправильно. Знаем уже. Плавали!

– Вы действительно хотите знать? – доктор всё понял верно.

– Да, - упрямо заявила девушка.

– Вам не понравится, - уточнил он.

– Переживу.

– Уверены, что переживёте? – старый упырь улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок, «гусиные лапки».

– Уверена!

– Хорoшo. Но не забывайте, много знаний – немало огорчений. Вы попросили сами… Связь «охотник-жертва» возникает спонтанно, без нашего участия. И её нужно гасить сразу же, в идеале, в тот же самый день. Если этого не сделать, связь будет расти и сосать силы из обоих. Можно, конечно, специально растянуть её по времени. Тогда, уже в финале, получишь много. Очень много. Но закон ограничивает воздействие десятью днями. И уже неважно, сознательно нарушаешь или из глупых идеалов. Одиннадцатый день становится приговором.

Хрийз мало что поняла из объяснений старого доктора. Кроме одного: дополнительные вопросы задать не получится. А приговор в виде одиннадцатого дня просто встревожил. Приговоры в Третьем мире, как правило, оказывались штуками неприятными до крайности.

– Две восьмицы, – сказала она. – Кажется. Но не больше. Первую восьмицу у нас лТопи преподавал…

– Скверно, – сТруви покачал головой. – Не совсем, конечно же. Но достаточно скверно… И Дахар спит сейчас. Снова самому придётся.

– Так мне можно связать подруге оберег? – уточнила Хрийз.

– Свяжите, – разрешил сТруви. – Вреда не будет…

– Спасибо! – обрадовалась она.

Если бы она только знала, что именно старый упырь понимает под термином «гасить связь»! Она бы так не радовалась. И что на самом деле крылось за его «вреда не будет». Вреда-то не будет, но совершенно точно не будет и пользы! Но откуда ей было это знать?

Хрийз вернулась в свою квартирку в домовладении Црнаев. Надо было поспать перед началом смены, она и так затянула время, снова не выспится… В комнатах, лишившихся привычного уюта, - почти все вещи уже перекoчевали в Сосновую Бухту, - стояла непривычная гулкая тишина. Хрийз погрызла сухое печенье, oставшееся с прошлого раза, запила горячим счейгом и улеглась в постель.

Снились ей волны, яростно бликующие на солнце,и сумасшедший, рвущий жилы, полёт наперегонки с собственными отчаянием и гневом…

На дежурстве извелась. Хотела спросить у младшегo Црная о Младе, и не решалась. После экскурсии на судоремонтный завод Хрийз нашла исправительное учреждение, где обитала теперь Млада. Попросту – тюрьма. С высоким забором и воротами, за которые не пустили. Интересно, родственники-то навещают её или наплевали? Ведь, кроме Црнаев, у Млады никого больше не было, а они вряд ли отнеслись к её новому статусу с восторгом…

«Не моё это дело», – думала она. – «Ну, что, подойду… Как спрошу? Какими словами? А он точно в ответ скажет: не ваше дело. И оно ведь вправду не моё…»

После смены набралась всё-таки храбрости, подошла к кабинету , а он оказался заперт. Ушёл куда-то младший Црнай. Утром был, днём был, вечером – ушёл. Гадай, куда. Но не развлекаться так уж точно. Он, без того молчаливый, совсем замкнулся в себе, ушёл в работу, покрылся коркой сдержанной вежливости, ничем не прошибить. Хрийз помнила, как кто-то из техников провинился, и Таачт Црнай, не повышая голоса, велел ему убираться мыть сортиры. А сам взялся за наладку,и довёл её до конца. Возился весь день. Сделал. Может быть, наказанный спец справился бы быстрее. Но не в том ведь дело.

Техник потом работал как часы. Или как одержимый. Как одержимые часы, Хрийз бы сказала. Косяков у него больше не вылезало. И, надо думать, больше не вылезут. Кому охота сңова чистить унитазы в то время, когда начальство за него работает?

Хрийз не стала задерживаться в посёлке на ночь, чтобы не бежать утром с вытаращенными глазами, судорожно гадая, успеет к началу занятий или не успеет. Οна даже не вернулась в свою квартирку, все, необходимые ей, вещи были с собой, в сумке. И ей повезло: она успела на предпоследний рейс…