Дочь 2 - Дочь кн [си]

Яшка летел впереди, возвращался, торопил, кричал тоскливо и обречённо, транслируя самую настоящую панику. Жаль, словами он не мог рассказать, что там стряслось у него. И картинки внятной воспринять не получалось. У Хрийз ментальный контакт с фамильяром всегда шёл крайне туго, в спокойном состоянии Яшка спосoбен был передать более-менее чёткую картинку, но сейчас он носился, как в задницу укушенный, и там не то, что картинки, связной эмоции не получалось. Только дикая, неописуемая, нечеловечески жуткая паника…

Через некоторое время Хрийз поняла, что город закончился. Теперь ей приходилось идти по дикому неухоженному пляжу, перелезать через толстые валуны, очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о наполовину занесённые песком камни, мёртвые, полурасколотые, панцири каких-то крабов, выброшенных на берег последним штормом, прибитые к берегу морем полуистлевшие брёвна. Туман жадно, жарко дышал в спину, азартно надеясь, что девчонка сейчас всё-таки споткнётся и упадёт. Набьёт себе синяков, а того лучше, сломает руку или ногу. И можно будет тогда полакомиться её отчаянием и болью…

«Тьфу», – мотала головой Хрийз, гоня от себя жуткие мысли. – «Ну, что тебе в голову лезет, балда ты такая…»

А у самой живот скручивало в тугой холодный скользкий комок и пальцы на ступням поджимались сами. Ей как будто слышалось позади вкрадчивое скрежетание костомарьих когтей по камням: шкиррр, скшрир… Обернётся, и будто мелькнёт в тумане оскаленная пасть. Мелькнёит и тут же исчезнет, гадай, плод ли это твоего воспалённого воображения или же реальная костомара.

Где-то над туманом валилось на закат зелёное солнце, прошивая серую муть золотисто-изумрудным светом, как бы говоря: я еще здесь, я рядом. Поспеши. Хрийз спешила, стараясь прыгать по камням аккуратнее. Α вот и впрямь сломает она здесь ногу… Будет весело.

Яшка завертелся возле скалы, выступающей из тумана подобно килю корабля-гиганта, выброшенного на сушу чудовищным штормом в совсем уже седые времена. Вон как оплыли обводы, как заросли они мхом, покрылись извилистыми следами, проеденными в крепкой древесине вездесущими короедами. Воображение дорисовало из линий, уходивших туман, гигантский остов и упавшие набок мачты, истлевшие остатки парусов, черепа павших, врагов и команды…

Хрийз встряхнула головой, и всё стало на свои места. Скала, туман, сошедший с ума Яшка. К голосу которого добавился крик второй птицы. Девушка подняла голову и окаменела от ужаса.

Гнездо держалось на скале каким-то чудом. Опасно накренившееся, разлохмаченное, оно упрямо не желало сваливаться в пропасть. Но упрямству подходил предел, и Хрийз это чувствовала. Но как взобраться по почти отвесной скале?

Пёстрая горе-мамаша металась над головой, пронзительно крича. Яшка успокаивал ėё, рассекая туман рядом с нею. Мол, вот, помощь привёл, всё будет хорошо, человек справится. Получалось у него не очень, сам был напуган и взбудоражен.

– Ты бы его ещё выше прилепила, дура пернатая, – в сердцах высказалась Хрийз, оценивая скалу. - Я-то летать не умею!

Туман наплывал волнами и кольцами, отступал, сгущался снова. Защитный, черти бы его забрали, флёр. Никакой он не защитный, Хрийз окончательно в этом убедилась. Атаковать он не может, не та природа у него. Но нервы трепать и силы высасывать – только в путь.

Сердце ёкало, замирая от закономерного ужаса: полезла на побережье, в глухое совершенно место, вечером, можно сказать, почти ночью, одна. Α ну как костомары снова полезут?! Гральнча рядом нет, некому звать патруль и подставлять шею вместо неё.

Хрийз чувствовала – кожей, затылком, натянутыми нервами! – искусно спрятанное в тумане дыхание стихии Смерти,и это было вовсе не знакомое ощущение, возникавшее в присутствии Канча сТруви, Дахар, Ненаша или вот хотя бы Кота Твердича, нет. Больше всего оно походило на летний случай с катером. Чужое недоброе плетение, спавшее до поры. До того мига, как она, Хрийз, заденет по собственному недомыслию невидимые струны. А как их было не задеть?

Схватишь гнездо при помощи магии – заденешь, тебе крышка.

Позовёшь через раслин патруль – заденешь,тебе крышка.

Любая магия, лю-ба-я! Даже самая незначительная и крохотная. И тебе крышка.

Тебе,твоим птицам, их невылупившимся детям.

А проще всего было, наверное, повернуться и уйти, откуда пришла. Не совать голову в смертельную ловушку. Не рисковать жизнью. Не умирать ради каких-то там яиц, даже не птенцов ещё. Что-то подсказывало ей, что смерть в случае чего окажется очень неприятной, мучительной и страшной. У голоса интуиции была повелительная ясность предвидения.