Наверху, на площадке, холодный ветер подхватывает их, раздувает, смешивая с цветом ночного неба, растворяя в нем. И под светом Луны проявляется Прошлое.
Белый шелк скользит из тонких пальцев в тишине, прерванной жарким шепотом. Теплый воздух дрожит маревом, в котором встречаются руки. И сердца бьются сумасшедшими птицами, готовыми улететь. На самый верх долетает свежий запах весенних цветов, и губы ищут губы…
Хлопают сильные крылья.
Пара белых птиц пронзает высоту — вверх, прямо в небо, в бесконечность его синевы.
И другой была Башня под багровым солнцем беды.
Звон мечей, кровавые посвисты стрел, крики, стоны… Кровь стекает по ступеням, по белому шелку, окрашивая его алым. Алый закат провожает павших. Алое небо отбирает у раненых надежду, а после — и жизнь.
Победителей — нет.
Багровое солнце медленно уходит за горизонт, уступая тьме.
Больше нет никого: ни своих, ни врагов. Этот замок никогда никому не сдавался. Кроме того, что сокрушает все: всевластного времени.
Тишина. Накипь лишайника и паутина. Тьма.
Мертвая. Или все же живая?
И снова безжалостно-яркое солнце беспощадно высвечивает все пятна, трещины, сколы. Раны, которые есть даже у камней.
И крики, крики, крики больших темных птиц, в которых и плач, и насмешка.
Тяжелые складки синего, почти черного шелка медленно скользят по каменным ступеням. Вниз.
Пыльный солнечный луч напоследок пронзает тьму.
Живите…
***
Яркая полоса солнечного света осторожно ложится на обоих спящих, медленно двигаясь к их глазам.
Двойной судорожный вдох, и черные глаза встречаются с темно-серыми:
— Ты как?
— Кажется, выспался. Темпус… Мля, опять заблокирована, — разочарованно разводит руками мальчик.
— Ну ты даешь… напарник.
— Сон видел?
В серых глазах мужчины мелькнула… ревность?
— Ой, вот только этого не надо. У меня свой дедушка есть.
— Да, дедушка Редмонд… всем дедам дед. А у меня… замок — женщина, — во взгляде мужчины мелькнуло что-то странное, похожее на улыбку. — Прекрасная женщина… Влюбился бы, если б мог.
— И что мешает?
— Я был зачат под амортенцией.
— Серьезно? А не думаешь, что твой отец бросил мать, потому что дело было как раз наоборот?
— Хм. Да… Я подумаю. Ты ее видел?
— Только платье. А ты?
— Я тоже. Синий шелк…
— Ну что, не пора, наконец, посмотреть на «подарочки»?
Когда они вернулись к своему небольшому лагерю, Северус бодро распотрошил зачарованную сумку, достав несколько то ли книг, то ли гримуаров (открыть их они пока не могли), пару старых слегка стоптанных туфель, в которые вложил одну подвеску и одно кольцо, а потом аккуратно разложил по траве панцирь, шлем, поножи, наручи…
— До полного доспеха щита не хватает, — заметил Том.
— Предлагаешь вернуться и поискать?
— Я думаю, на сегодня более чем достаточно. Особенно учитывая то, что нам дали хорошенько поспать.
— А может, как раз чтобы мы отдохнули и могли пройти еще?
— Какой ты, оказывается, азартный… Ну, давай попробуем.
Стоило им встать и двинуться по направлению к замку, по лицам хлестнул порыв ветра.
— Ну вот, как всегда, пока с этим не разберемся, не пустит, — вздохнул мальчик разочарованно.
— Так давай. Кто туфли напялит, а кто — доспех?
— Вообще-то пока не хочу ни того, ни другого. Но в любом случае это придется делать мне, хотя бы потому, что ты физически сильнее. И либо снимешь это с меня, либо в лоб дашь, но снимешь. А вот если они как-то подействуют на тебя, я мало что смогу сделать.
— Зачем обязательно на тебя? Вон, хоть лягушка сперва пусть попробует. На худой конец, змею подманю.
***
За семь месяцев жизни в маноре Принцев Том, к собственному глубочайшему удивлению, привязался к мальчику. Хотя многое, да что там, почти всё они проходили-проживали фактически наравне, конкурентом он его не мог представить, как ни пытался разжечь свою любимую паранойю. Не выходило, и все тут.
Том прекрасно понимал, что это не мальчик вовсе, а мужчина чуть ли не старше него, но внешность… Тело ребенка, только-только вступающего в подростковый период, быстрые порывистые движения и совершенно, прах побери, мальчишечья улыбка сбивали все осознание напрочь: лорд Гонт не мог заставить себя относиться к юному Принцу иначе как к младшему товарищу.
Северус, зараза, пользовался этим без зазрения совести. Заодно перед Хогвартсом тренировался, специально иногда отыгрывая немного грубоватого, раскованно-хулиганистого мальчишку. Который ни за словом в карман не полезет, ни за палочкой: та отлично закреплена в кобуре на предплечье (и вовсе не обязательно держать ее пальцами!). Ну, если что, и попросту кулаком всегда был готов вломить.
Читать дальше