Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

- Знаю.

- И не пропускай ни одного богослужения! А то, я вижу, ты давно отлыниваешь от пятикратной молитвы.- И, заметив, как скривился Омар, поспешил заверить его:- Это не трусость! Благоразумие. Скажем, ты хранил бы в сундуке крупный слиток червонного золота...

- Я-то? Хе!

- ... и тебе стало известно, что воры хотят его украсть, а тебя - убить. Как бы ты поступил? Нужна осторожность. Понимаешь?

- Понимаю.

***

Может, эта мера и спасла жизнь Омару и самому шейху Назиру, когда, спустя несколько дней, в медресе вломилась шайка сельджукских головорезов. Их привел огромный, неимоверно тучный всадник в дорогой, расшитой золотом, но по-степному засаленной, потной одежде. Он громоздился над воинами, как горный медведь над стаей пустынных гиен.

- Рысбек! - крикнул ему кто-то из воинов.- Всех хватать?

- Не всех, дурак,- туго прохрипел начальник.- Было же сказано: богословов не трогать. Список - у главного шейха. Он укажет, кого.

Рысбек? Омар с ненавистью пригляделся к толстому туркмену. Вот он, разоритель. И соперник. Хе!

Удивительно, зачем человеку столько сала? Жирный баран, жирный бык - это хорошо. В тучности их ценность и достоинство. А сей мужчина - необъятное брюхо, огромный зад... тьфу, противно смотреть! Запас, как в горбах верблюжьих? Если б! Не дай ему есть до вечера, взвоет и околеет, несчастный. Страшно подумать, сколько плодов человеческого труда переработалось в это дурное сало,- с тем, чтоб со временем стать пищей для червей...

Шейх Назир и Омар, прижавшись к стене, в ужасе, точно путники, застигнутые в ущелье селевым потоком, глядели, как туркмены волокут из келий истерзанных ученых, связки их книг. Такого еще не бывало в Нишапуре! Даже слуги Махмуда Газнийского,- который когда-то велел соорудить повсюду множество виселиц и под ногами повешенных еретиков жечь костры из книг, направленных против "истинной веры",- даже они не устраивали казней прямо в медресе. Все-таки божье место. Но, видно, можно, при излишней ретивости, во имя аллаха оплевать самого аллаха.

- Откуда этакое рвение у вчерашних язычников? - произнес Омар белыми губами.- Ведь еще совсем недавно на Сырдарье с пеной на губах кружились у костров, колотили в бубен и завывали.

Шейх тихо изрек:

- Нет верующих более неистовых, чем новообращенные,- так же, как нет отступников злее недавних предателей.

***

Пахнет конским навозом и потом, человеческой кровью. Знакомый запах: Омар слышал его на Фирузгондской дороге. И в ячеистом, как осиное гнездо, медресе - под сводами, в нишах и тесных кельях, привыкших к протяжному зову муэдзина, молитвенным возгласам и тихому бормотанию учителей и учеников, отдается эхо иных, здесь совсем неуместных, звуков: стука конских копыт о плиты двора и топора о плаху, ругательств, предсмертных причитаний.

Все ярче и жарче пылает костер,- книг тут много, и и в пламени гаснут лучшие умы Хорасана. Если не всего Ирана и Турана. И на всей земле некому их защитить. Некому слово замолвить за них! Разум могуч - и бессилен, он сдвигает горы - и расшибается о придорожный камень...

- Ромей Плутарх... подразумевая туманно-далекое прошлое... говорит в своих "Сравнительных жизнеописаниях": "В те времена не терпели естествоиспытателей и любителей потолковать о делах заоблачных. В них видели людей, унижающих божественное начало. И Протагор был изгнан, и Анаксагора Периклу едва удалось освободить из темницы, и Сократ, не причастный ни в коей мере ни к чему подобному, все-таки погиб из-за философии". Тысячу лет назад это сказано. И сказано о еще более ранней эпохе. Что изменилось с тех пор? Пятнадцать столетий назад невежды травили умных людей - и травят сейчас. И перестанут ли когда-нибудь?

Ученика раздосадовала необычная говорливость шейха. До разговоров ли, когда топор висит над головой? Но по странной хрипотце в голосе наставника он определил: старик говорит, чтобы не закричать. И не дать кричать ему, Омару. Спасибо.

- Нам с тобою, по совести, надлежит быть среди них,- осторожно указал шейх бородою на толпу обреченных, дожидавшихся своей очереди у плахи.- Даже - первыми лечь на плаху. Но ты - мой прилежный ученик, а я - известный шейх, вероучитель, мудрый наставник в делах божьих. Так что, сын мой, учись притворству. В наш век эта наука важнее всех прочих наук. Сколько "святых", дай им волю, кинулось сразу б ломать свою же мечеть. Чтоб выжить, надо лукавить.

- Я не сумею,- уныло ответил Омар.

- Э! Умному легче прикинуться дураком, чем дураку - умным.