Степан Злобин: Пропавшие без вести ч. 1

Ксения Владимировна подбежала к врачу, в растерянности и испуге судорожно схватила его за руку.

— Очнулся? — оживленно спросил врач, памятуя ее предупреждение.

— Нет. Не очнулся, но надо же ведь спасать его, надо в укрытие, в бомбоубежище! — забормотала она.

— Не волнуйтесь, отправим. Сейчас санитары поднимутся...

— Ну как же так, как же?! Ведь слышите, слышите, что там! — твердила она.

— А вы не привыкли еще? Вы спуститесь по лестнице,— сказал врач.

Она посмотрела удивленным, непонимающим взглядом.

— Я?! — спросила она. — Я говорю о муже! Ведь он же без памяти.

Она быстро вошла в палату и сама покатила кровать Балашова к дверям, не ожидая, пока придут санитары. Он застонал. Она испугалась этого стона и замерла, испугалась, что он очнется во время тревоги, бомбежки.

Но тут раздался отбой...

...И все-таки он очнулся при ней, в эту же ночь, при этом очнулся тогда, когда она снова держала свою ладонь на его руке. Он молча смотрел, может быть, с минуту, опять сомкнул веки и снова смотрел, пока все осмыслил, и тихо сказал:

— Аксюта...

— Молчи, ты молчи, ты молчи, ты молчи! — забормотала она в испуге от неожиданности. — Тебе нельзя ничего говорить, ты молчи... Я сейчас позову к тебе доктора...

Она вдруг ослабла и лишь беспомощно улыбалась сквозь слезы, не в силах в ту же минуту встать.

— Аксюта, — еще раз шепнул Балашов почти одними губами, почти без звука, не поднимая ресниц.

Она пришла в ужас: вдруг вот так наступает конец... Молча вскочила и кинулась из палаты бегом к сестре.

Когда врач и сестра вошли в палату, Ксения Владимировна уже с чайной ложечки поила Балашова.

— Идите и спите, спите, — говорил утром врач. — Теперь и он будет около суток спать нормальным, обычным сном. Я могу вам сказать — самая трудная битва выиграна. Главный натиск отбит.

Врач говорил еще что-то, еще... Но Ксения Владимировна понимала во всем лишь одно — что Петра пока миновала опасность, что смерть отступила.

— Аксюта! Аксюта! — повторяла Ксения свое позабытое имя.

После свидания с Бурниным Татьяна Варакина каждый день не смела уйти из дома: вдруг Миша приедет, не застанет ее и уедет по назначению. Она придумала это сама, но убедила себя, что знала — был такой случай!

Она понимала, что Михаил прежде отъезда из госпиталя в Москву должен сдать кому-то своих раненых, что два-три дня может не быть заместителя, что могло не оказаться са молета... Но вдруг ее охватывала ужасная мысль: «А вдруг да был! Вдруг разбился! Вдруг сбили фашисты!

И как это так она не спросила, куда же теперь писать, у кого узнавать, от кого зависит его отозвать скорее!.. Да и смешно было спрашивать адрес, когда Анатолий сказал, что в течение ближайших дней Михаил непременно приедет в Москву. А вот же нет его, нет! Три недели!

Ожидание стало особенно мучительным…

(часть страницы повреждена — прим.OCRщика)

…полчища остервенелых молодчиков, опьяненных тупой убежденностью в своем зоологическом превосходстве над всеми народами. Эти парни с кастрированной мыслью и честью при дут, как стада обезьян, безобразничать, гадить и разрушать. Они смогут входить в любой дом, убивать безоружных лю дей — мужчин и женщин, детей, стариков.

Татьяне делалось попросту страшно.

А Михаила все не было.

Хорошо им, мужчинам, на фронте, с оружием...

Нет, но все-таки, как же это возможно!..

Если бы оставался в эти дни коллектив, с которым она была связана... Но театр уехал. Туда, на восток, на Каму, гитлеровцы никогда не посмеют прийти. Побоятся глубин народа, который их переварит и просто выбросит, как золу... Если бы оставались хоть соседи. И они уехали — кто на восток, кто на фронт... Работница, которая приходила к ним убирать квартиру, стирать, выехала в деревню. Это сплошное одиночество было невыносимо. Татьяна заставила себя выйти из дому.

В трамваях, в автобусах говорили о том, что на восточных…

(часть страницы повреждена — прим.OCRщика)

…убедиться, что не все же в Москве обалдели от страха, что кто-то готов работать, сражаться... Тысячи москвичей стругали, пилили, копали, заливали бетон, резали автогеном рельсы. Они строили баррикады и доты, и не только на са мых окраинах — и ближе к центру Москвы... И все были заняты — не суетились, а просто и честно исполняли общее дело. Студентки, рабочие, работницы, подмосковные колхоз ники, служащие, старшие школьники и домохозяйки. Суро вые, утомленные, но неустанные. Как были они не похожи на ту толпу у вокзала...