В вестибюле оказалось их уже не одна и не две, а пять женщин — жен, матерей.
Врач вышел точно в назначенный час, обращался к ним как к давно знакомым, уже зная, о ком какая из женщин наводит справку.
Ксения Владимировна осталась последней. Она протянула свой пропуск, едва слышно назвала Балашова. «Продолжаем бороться за жизнь», — прозвучала в ушах у нее вчерашняя фраза.
— Мне докладывали, что вы вчера приезжали... Я был у него сегодня — изменений особых нет. Как пишут во фронтовых сводках, «борьба продолжается». И должен признать — борьба с переменным успехом. Могу разрешить вам дежурства около мужа. Он лежит в одиночной палате. Однако имейте в виду: сдержанность — первое условие, никаких проявлений сильного чувства, ни разговоров.
— Вы же сказали, что он без сознания, — возразила она.
— Видите, мы и сами становимся иногда чуточку суеверны и боимся признаться в удаче, что называется «как бы не сглазить»... — чуть усмехнулся врач. — Пульс, дыхание, кровяное давление — все значительно лучше. Состояние уже походит на сон. И когда он придет в себя...
— Доктор, — перебила она, — мы не видались четыре года. Наверное, надо, чтобы его сначала предупредили, что я приду.
— Если он сам вложил в медальон ваш адрес, значит, он хочет вас видеть, — успокаивая ее, возразил врач. — Мало ли что случается в семьях — размолвки, разлуки... А когда мы в бою и ждем смерти, мы о них забываем...
— Нет, доктор... это была разлука, которая от нас не зависела... Я уверена, что муж всегда хотел меня видеть, но... — она не договорила.
Врач пристально посмотрел на нее.
— Ну, что бы там ни было, вам это лучше знать,— согласился он.
Несмело и осторожно Ксения Владимировна входила в изолятор. Тишину нарушало только прерывистое дыхание Балашова. Он был неподвижен. Большая, забинтованная голова его лежала запрокинутой, без подушки, и лицо его под забинтованным лбом было безразличным. Исхудалое, обросшее бородой, оно давало лишь общее, грубое напоминание о живых, выразительных чертах Балашова. Если бы не знать, что это лежит именно он, Ксения Владимировна могла и не узнать его... А руки... Это были его широкие, добрые и крепкие руки с напряженными жилами.
В палату вошла сестра измерить температуру, сосчитать пульс и дыхание. Вошел врач. Они двигались совершенно беззвучно.
Врач, выходя, поманил за собою Ксению Владимировну.
— Вы на работе? — спросил он ее в коридоре.
— Замещаю директора школы. В школе учебных занятий в данное время нет, но...
— Я понимаю. Если вы нам хотите помочь, то для нас важнее всего ночные дежурства. В последние дни мы эвакуировали почти всех транспортабельных. Откомандировано много из персонала в качестве сопровождающих. Госпиталь ощущает недостаток в ночных нянях... Если вы будете приезжать на ночные дежурства...
— Конечно, конечно! — торопливо согласилась она.— А как вы его находите? Вы сейчас его слушали? — жадно спросила она, не в силах сдержать слезы в голосе.
— Вы поймите, я очень хотел бы, но вместе с тем все еще очень страшусь внушить вам надежду...
...Она возвратилась к постели мужа уже поздно вечером. Та же ненарушимая тишина, бледная лампочка. Неподвижное крупное тело и напряженное дыхание Балашова.
Ксения Владимировна положила кончики пальцев ему на пульс — он бился ровно, хотя очень слабо. И она считала его, считала, считала... Держа его руку, она на какие-то мгновения после этих бессонных суток впала в дремоту. Перед глазами всплыло курносое лицо маленького восьмиклассника, который кричал ей: «Пакет, пакет!» Потом раздались сигналы воздушной тревоги, мелькнула школьная «нянечка»...
В первый момент Ксения Владимировна не могла понять: во сне или наяву тревога? Каждый раз по такому сигналу она торопилась в школу. И теперь первым движением еемысли была та же школа. Но, тут же очнувшись, она вскочила и заметалась. Что делать? Как же теперь быть? Что же делать с Петром?
В сигнал тревоги уже ворвался нарастающий с приближением грохот зениток, то ли примерещились, то ли в самом деле откуда-то издали донеслись обычные в такой обстановке звонки пожарных машин. За дверью палаты слышалось беспокойное движение.
Ксения Владимировна осторожно приотворила дверь в коридор. Санитары несли одни за другими носилки, двигали койки на роликах в лифт, вели раненых под руки.
Знакомый врач стоял, наблюдая всю эту невольно замедленную поспешность спуска раненых в бомбоубежище. А удары зениток все множились, нарастали, и вот содрогнулась земля, задрожали стекла... Что это было — разрывы авиабомб или залп зенитной батареи?..
Читать дальше