- Скажите, ради Бога, господин Вильберг, что с ним случилось? - все еще с испугом спросила Мелания. - Что вы сказали этому ужасному Гартману, чем так рассердили? Как вы решились разозлить его!
Молодой человек улыбнулся побледневшими от страха губами. Первый раз в жизни его упрекали в смелости, причем он сознавал, что вполне заслуженно. Только теперь он понял, как рисковал.
- Оскорбленная гордость! - сказал он, едва переводя дух. - Обязанность защищать вас, фрейлейн... вы видите, он не посмел нам ничего сделать.
- Нет, мы убежали вовремя! - наивно заметила Мелания. - И слава Богу, что мы это сделали, а то, пожалуй, распрощались бы с жизнью!
- Я побежал только из-за вас! - с обидой возразил Вильберг. - Один-то я, во всяком случае, устоял бы против него, пусть бы это стоило мне жизни.
- Это было бы очень печально! - сказала девушка. - Вы сочиняете такие прекрасные стихи.
Вильберг даже покраснел от столь приятной неожиданности.
- Вы знаете мои стихи? Я не думал, чтобы в вашем доме... Ваш батюшка несколько предубежден против моего поэтического дарования.
- Папа недавно говорил об этом с директором, - сказала Мелания и вдруг запнулась. Ведь не могла же она признаться поэту, что его стихи, которые ей, шестнадцатилетней девушке, показались такими трогательными, ее отец прочитал своему коллеге с язвительными насмешками и резкими комментариями: «может же человек заниматься теперь такими пустяками». Она тогда же сочла подобный отзыв о молодом человеке в высшей степени жестоким и несправедливым - он перестал ей казаться скучным с тех пор, как у него появилась несчастная любовь, о чем он недвусмысленно говорил в своем стихотворении. Это объясняло и извиняло все его странности. Она поспешила уверить его, что находит стихи прекрасными, и с искренним участием, хотя и несколько робко, принялась утешать его в мнимом несчастье.
Вильберг охотно слушал утешения; ему было невыразимо приятно встретить, наконец, родственную душу. К несчастью, они дошли уже до дома инженера, который как раз стоял у окна и удивленно, с подозрением смотрел на эту парочку. Вильберг не имел желания выслушивать неизбежные насмешки своего начальника в случае, если бы Мелания вздумала рассказать о встрече с Гартманом и об их бегстве взапуски; поэтому он простился с девушкой, уверяя ее, что она влила в его сердце целительный бальзам, а Мелания, поднимаясь по лестнице, ломала себе голову, стараясь отгадать, кто, собственно, был предметом этой в высшей степени интересной несчастной любви молодого человека.
Когда Ульрих вошел в комнату, шихтмейстер Гартман сидел у стола, подперев голову рукой; неподалеку у окна стояли Лоренц и Марта. Разговор тотчас оборвался, и он сразу догадался, что речь шла о нем, но, казалось, не обратил на это никакого внимания. Он запер за собой дверь, швырнул на стол шляпу и, не поздоровавшись ни с кем, бросился в большое кресло, стоявшее у печки.
- В добрый час! - сказал шихтмейстер, медленно поворачиваясь к нему. - Ты что, не хочешь утруждать себя, чтобы поздороваться с нами? Мне кажется, тебе не следовало бы этим пренебрегать!
- Не мучь меня, отец! - раздраженно бросил Ульрих, откидывая голову еще больше назад и сжимая руками лоб.
Шихтмейстер пожал плечами и отвернулся; Марта отошла от окна и села рядом с дядей, чтобы приняться за работу, которую прервала во время разговора с Лоренцом. Несколько минут в комнате царила тишина; наконец, молодой рудокоп подошел к своему другу.
- Штейгер Вильмс приходил сюда, чтобы поговорить с тобой, Ульрих; через час он снова придет. Он побывал на всех соседних заводах и рудниках.
Ульрих провел рукой по лбу, как бы желая очнуться от какого-то мучительного сна.
- Ну, как же там дела? - машинально спросил он так равнодушно, как будто еще не вполне сообразил, о чем идет речь.
- Они присоединяются к нам! - объявил Лоренц. - Наш пример, кажется, придал им мужества. Теперь повсюду начнется борьба. Первыми выступят чугунные заводы в горах, за ними последуют все рудники, если немедленно не примут их требований, что, конечно, и случится. Таким образом, через неделю прекратятся работы на всех заводах и рудниках.
- Наконец-то!
Ульрих, как наэлектризованный, вскочил с места. Мгновенно равнодушия и апатии как не бывало: он снова был энергичным, как всегда.
- Наконец-то! - повторил он, вздохнув с облегчением. - Давно пора! Мы чересчур долго оставались одни.
- Потому что слишком поторопились.
- Может быть, но нам нельзя было ждать. У нас ведь не то, что на других рудниках. Каждый рабочий день подвигал Беркова вперед, а нас назад. Что же, Вильмс отправился по деревням? Надо поскорее сообщить об этом товарищам. Это поддержит их!
Читать дальше