Бросив учебу, Николай начал читать еще больше. И уже не все подряд, что попадало под руку. В основном книги, в которых рассказывалось о характере, о воле, о духе человека, психических состояниях, которые он испытывает в той или иной ситуации.
Так что он хорошо знал термин «эйфория». Знал также, что после возбуждения, как после бурной пьянки, наступает упадок, заторможенное состояние, когда на тебя давит неимоверная тяжесть, одолевает безразличие ко всему. Даже к миллиону пятистам двадцати пяти тысячам рублей.
«Хотя нет, - подумал Николай, - трех тысяч уже нет. Отныне деньги будут только таять. Фраернулись мы с Индейцем Джо. И меньше всего виноват он. Это я ему говорил: бери купюры покрупнее. Но ничего не сказал, чтобы новехоньких не брал.
А тут из полутора миллионов - только сто тысяч уже ходивших. Ну, ладно - особых проблем не будет с новыми двадцатипятирублевками. Не станут же власти из-за такой мелочи всю страну проверять?.. Посложнее с четвертью миллиона в пятидесятирублевках. Вряд ли у честного человека больше чем два раза в году в кармане оказывается пятидесятирублевая бумажка. С зарплатой редко выдают такие деньги Но черт с ними, с пятидесятирублевками, как-нибудь можно было бы жить и дышать, но сторублевые! Миллион сто тысяч!.. Убить его мало. Гад! Боюсь, я теперь всю жизнь буду презирать моего верного Индейца Джо. Жадность фраера сгубила. Я должен был об этом подумать. Теперь попробуй покажи хоть в захудалом буфете или в московском ресторане сторублевую купюру с проклятой серией, которую не забыть мне никогда. Серия АИ. По всей стране пошли уже шифрограммы, чтобы быть настороже с этой серией. Представляю, сколько человек погорит… Невинный джентльмен вытащит из бумажника бумагу, на которой красивыми буквами написано:
«Государственный казначейский билет - 100 рублей», вытащит, и тут его - цап за руку. Иди объясняйся, что ты не верблюд. Одна лишь бумажка. А тут десять тысяч бумажек. Это значит - надо рисковать десять тысяч раз. Можно проскочить один раз, сто раз, тысячу раз, наконец. Но десять тысяч раз… Можно пока жить на полмиллиона. И жить припеваючи. Но я не смогу чувствовать себя нормальным человеком. Зуд меня замучает. С ума сойду, пока не освобожусь от груза. Я не могу быть рабом собственных денег, чтобы, как лисица, облизываться на виноград.
Не успокоюсь, пока все до последнего рубля не будет служить мне. Жадность фраера сгубила - это не про меня. Недоработанность - это еще не жадность. Феликса надо убить… И все же молодец Индеец Джо, Он моя рука, моя нога, мои мышцы. Я люблю его…»
Прокурор Арташес Суренян сидел за столом в своем кабинете и что-то чертил на большом листе. Обводя очередную линию, он заглядывал в блокнот и делал записи.
Время от времени нажимал на клавишу селектора. «Черти, - бурчал про себя, - куда запропастились? Наверное, нашли что-то интересное на этом чердаке. Убей меня бог - но все началось с чердака…» …Оба следователя возникли в дверях одновременно. Видя, что хозяин кабинета смотрит на них поверх очков, они остановились.
– Вы приказали входить без доклада, - сказал, краснея, Самсон.
Суренян снял очки, выпрямился в кресле и громко сказал:
– Проходите. Я тут начертил угол жилого дома и банка. Размеры дали мне архитекторы. Подойдите поближе.
Следователи быстро обошли стол и через плечо Суреняна стали рассматривать чертеж.
– Слишком близко к углу нарисовано окно, - сказал Самсон.
– И размеры не те, - добавил Вардан, наклонившись над самым столом, - причем два размера неверны…
– Какие два?
– И расстояние от края окна до угла, и высота между крышей и подоконником.
– А откуда вы знаете?
– Измеряли, - сказал Самсон, - я придерживал за ремень Каланчу, а он мерил.
– Что нашли на чердаке?
– Ничего там нет. Чердак как чердак. Валяются какие-то пустые ящики…
– Так не годится. Читайте вслух записи.
– Значит, так, - начал Вардан, - четыре пустых ящика из-под помидоров или винограда, детские санки, сломанная детская коляска…
– Хватит. Не бросилось ли вам в глаза что-то необычное?
– Вроде ничего такого. Были там пустые бутылки. Так ведь они нынче всюду есть…
– Ну хорошо. Будем считать, что чердак нам ничего не дал. Хотя можно считать и по-другому: он дал многое только потому, что ничего не дал. А теперь моя очередь докладывать. Мне сообщили о количестве похищенных денег…
– Миллион пятьсот двадцать пять тысяч, - сказал Самсон.
– А откуда вы знаете?
Читать дальше