Георгий Катков - Февральская революция

Сам Милюков с удовольствием взял себе министерство иностранных дел. Он считал такое назначение "естественным". В какой-то степени этой правда было так, ибо с тех пор, как появились списки либерального пра­вительства, у Милюкова не было соперников именно на этот пост. Однако важно, что Милюков стал главной мишенью нападок слева, и что его пришлось принести в жертву задолго до того, как сформировано было первое коалиционное правительство с социалистами, в начале мая.

Другие назначения членов правительства явно отражают давление масонских элементов. Все ждали, что если будет сформировано пра­вительство "народного доверия" или вообще какое-либо либеральное правительство, министерство финансов отойдет к председателю думской бюджетной комиссии кадету Шингареву. Вместо него назначен был М.И. Терещенко, который не был членом Думы. Когда толпа, собравшаяся 2 марта в Таврическом дворце, чтобы узнать о создании Временного правительства, услышала от Милюкова имя Терещенко, раздались недоумевающие и удивленные вопросы: "А кто это такой? Кто он?" Милюков признает, что ему трудно было объяснить выбор. Он сказал, что в такой огромной стране невозможно знать всех лучших людей, разбросанных в разных ее концах, и сослался на прекрасную работу, проделанную Терещенко в военно-промышленных комитетах. В мемуарах, написанных тридцать лет спустя, Милюков утверждает, что давление в пользу этого назначения исходило из тех же кругов, что и давление в пользу включения во Временное правительство Керенского; это были те самые круги, которые питали республиканские настроения Некрасова и радикализм Коновалова и Ефремова: иными словами, те масонские организации, которые, по какой-то непонятной причине, Милюков не хотел называть их настоящим именем.

У Терещенко, конечно, не было абсолютно никакой подготовки для чрезвычайно неблагодарного поста министра финансов обанкротившейся России. Но никто тогда не думал о личных качествах, отбирая людей на разные посты во Временном правительстве. Решающими были соображения политические, или, если использовать выражение Милюкова, — нравственно-политические.

В назначении министра путей сообщения (железных дорог и судоход­ства) тоже ощущается участие масонов. Н.В. Некрасов всегда был кандида­том либералов на этот пост; по образованию он был инженер, видный член левого крыла кадетской партии и активный сотрудник Гучкова и Коновалова в Центральном военно-промышленном комитете, где он ведал деятельностью рабочих групп. Назначение его представилось бы весьма естественным, если бы министерство путей сообщения не было уже отдано от имени Временного Комитета Думы Бубликову, который тоже был членом Думы, обладал широкими связями в железнодорожной администрации и входил в Прогрессивный блок.

Утром 28 февраля Комитет Думы назначил комиссаров, которые должны были взять в свои руки управление министерствами, реально воспользовался этим назначением один только Бубликов. Его краткое пребывание на посту министра путей сообщения сыграло огромную роль в успехе революции. У железной дороги была своя собственная система связи, и Бубликов информировал страну о том, что происходило в столице, в то время, как в губерниях местные власти еще цензурировали газетные отчеты о событиях в Петрограде. Известия, передаваемые по железнодорожному телеграфу по всей стране, создавали атмосферу тревожного ожидания, которое превратилось во всеобщее ликование, когда, с опубликованием манифеста об отречении, стало ясно, что переворот нигде не встретит сопротивления царской администрации и не вызовет гражданской войны. Не в меньшей степени Бубликов повлиял на позицию высшего военного командования и, в част­ности, генерала Алексеева. В первом воззвании к железнодорожникам Бубликов призывал не жалеть усилий для снабжения армии. Когда эту телеграмму показали Алексееву, у того создалось впечатление, что новое руководство Думы стоит на высоко патриотических позициях. Эта телеграмма, наряду с другими известиями из столицы, тоже вводившими в заблуждение, заставила Алексеева приказать генералу Иванову повременить с походом на Петроград и послать приводившуюся выше телеграмму № 1833.5

28 февраля и 1 марта Бубликов настойчиво пытался остановить императорские поезда. Он приказал задержать их в Бологом и перекрыть путь на Псков. Этого не случилось только потому, что железнодорожная жандармерия все еще держала под контролем все эти станции. Поведение Бубликова в министерстве было совершенно революционным. Он арестовывал чиновников, отказавшихся ему подчиняться. Он вызвал спeциалиcтa-пyтeйцa профессора генерал-майора Ломоносова и назначил его своим помощником. В основном благодаря энергии и решимости Бубликова вся железнодорожная система (которая в России более, чем где бы то ни было, соответствовала тому, чем является система крово­обращения в живом организме) продолжала бесперебойно работать в критические дни. Если когда-нибудь существовало спонтанно возникшее революционное руководство, то это было управление железнодорожным транспортом, организованное Бубликовым. Поэтому не трудно пред­ставить себе его негодование, когда он узнал о назначении Некрасова. Ему предложили стать заместителем Некрасова, от чего он, естественно, отказался. Бубликов вновь оказался на виду во время московского государственного совещания в августе 1917 года, где он пожал руку Церетели, символически выражая таким образом единство целей россий­ской радикальной буржуазии и социалистического рабочего движения. Впоследствии он эмигрировал в Соединенные Штаты, где издал небольшую книгу воспоминаний о революции, с ядовитейшими выпадами против членов первого Временного правительства.6