Константин Романенко

Итак, проведя государственный корабль через штормы коллективизации, между острыми скрытыми рифами обломков оппозиции, обойдя круто закрученные вихри заговоров, Сталин вывел его в чистые воды. Но утверждение, будто бы в это время страна пребывала в состоянии животного страха, трясясь на кухнях и прислушиваясь к гудению машин, въезжавших во двор по ночам, – лишь затасканный литературный штамп.

В действительности все было иначе. Жизнь шла в ином, оптимистическом ключе. Весело просыпаясь под бодрящие сознание песни и мелодии, раздававшиеся из «тарелок» громкоговорителей, люди с вдохновением отправлялись на работу. Они читали газеты с сообщениями о трудовых достижениях и отчетами о судебных процессах над врагами. Герои труда ставили рекорды. Физкультурники устраивали парады на Красной площади. По вечерам жители и гости столицы ходили смотреть, как на кремлевских башнях зажигались рубиновые звезды. Люди проводили свободное время в парках культуры и выезжали в отпуск к Черному морю, в санатории и дома отдыха, а у горы Аюдаг в пионерском лагере «Артек» звонко трубили горны.

В Москву, на съезды, приезжали стахановцы и колхозники, писатели, рационализаторы и участники художественной самодеятельности. Миллионы посетителей прибывали на Сельскохозяйственную выставку, где среди дворцов-павильонов, ухоженных аллей и струящихся фонтанов руки скульптурных колхозницы и рабочего гордо вздымали в голубое небо серп и молот.

В начале весны улицы столицы снова были усыпаны цветами и листовками. 17 марта Москва встречала участников высокоширотной арктической экспедиции. На пути до Красной площади героев ледового дрейфа ликующе приветствовали взволнованные и радостные люди. Медленно раскрылись двери Георгиевского зала, ослепительно сверкающего, с длинными рядами торжественно убранных столов. Папанин, державший в руках древко знамени, побывавшего на Северном полюсе, вступил в зал первым; за ним шли Ширшов, Кренкель и Федоров.

Аплодисменты вспыхнули с новой силой, когда в зале появились члены Политбюро и правительства. И.Д. Папанин вспоминал: «В этот вечер Сталин произнес речь о смелости советских людей, об истоках их героизма, о том, что в нашей стране человек ценится, прежде всего, по его делам на благо общества. Затем Сталин поднял бокал за здоровье всех героев – старых и молодых, за тех, кто не устает идти вперед, за молодость, потому что в молодых сила».

В эти годы на стапелях судоверфей велось строительство сразу четырех крупных ледоколов. Первый готовился к сдаче в 1938 году, и не терпящим отлагательства делом стало сооружение судоремонтного завода в Мурманске. Вопрос о ходе его строительства рассматривался в Кремле, а на следующий день Папанина, ставшего первым заместителем Главсевморпути, вызвали к Сталину. В кабинете находились Молотов, Микоян, Ворошилов и секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев. Лицо Сталина выражало недовольство.

– Строительство Мурманского завода идет из рук вон плохо, – сказал он. – Так дальше нельзя. Где мы будем ремонтировать ледоколы и корабли, работающие в Заполярье? ЦК и Совнарком не могут мириться с создавшимся положением...

Вождь предложил герою-полярнику выступить в печати с обращением к молодежи; призвать юношей и девушек поехать для строительства завода на Север. Обращение появилось на первой полосе «Комсомольской правды» уже на следующий день, и десятки тысяч писем с просьбами направить на стройку посыпались в Главсевморпуть и ЦК ВЛКСМ. В Мурманск пошли эшелоны – 20 тысяч молодых энтузиастов ехали строить завод. Энтузиазм и вдохновение стали визитной карточкой того времени.

Может показаться парадоксальным, но репрессии того периода тоже стали своеобразным проявлением массового энтузиазма. Конечно, начиная устранение наиболее злостной и опасной для страны категории людей – участников заговорщицких центров и блоков и даже дав санкции на аресты социально опасных люмпенизированных элементов, бежавших из мест высылок кулаков и уголовников, Сталин не мог предполагать, что этот процесс выйдет за грань здравого смысла.

Более того, до определенного периода он был не в силах изменить и леваческие настроения правящего слоя партии. Репрессии 37-го осуществлялись теми же руководителями, которые с «головокружением» проводили коллективизацию и чистки с начала 30-х годов. Именно этими людьми в 1933 году из 3,5 миллиона членов партии было исключено 800 тысяч. В 1934 году – еще 340 тысяч (суммарно – 1 млн. 140 тыс. чел).