И это было не единственным, чего он не заметил. Когда он вышел из машины и приблизился к месту, которое не было заблокировано фургоном, он увидел приготовление к съемкам сцены.
По всей улице растянулись сотни голых людей. Они заполнили перекресток, лежа в случайных позах: некоторые тела лежали на других, некоторые просто распластались, или же приняли позу зародыша. Среди них были и дети. Никто не двигался, у всех были закрыты глаза. Это было стоящим зрелищем: город из недвижимой плоти, голый, освещенный. Столько беззащитных тел, которые совсем не подходят месту, где днем как обычно кипит людская жизнь.
Конечно, во всем этом был смысл. Кто-то снимал фильм. Но это была всего лишь внешняя часть. Эти тела - обыденная реальность, оголенная на асфальте. Их сила принадлежала только им и не зависела от каких-либо обстоятельств. Но в этой сцене было что-то смущающее и бесцветное, тень одиночества. Женщина закашляла и ее голова и колено слегка дернулись. Он не спрашивал себя, должны ли они быть мертвы, или просто лишены чувств. Для него эти люди были одновременно и грустными и отважными. Никогда в жизни они не чувствовали себя настолько обнаженными.
Техники ходили среди тел с измерителями света, осторожно переступая через головы и разведенные ноги, произносили цифры в ночи, а женщина с хлопушкой готовилась отмечать номера сцен и дублей. Эрик прошел к углу улицы и протиснулся между досками, закрывающими тротуар. Он стоял внутри какого-то строения из фанеры, вдыхая запах строительного раствора и пыли, и снял одежду. Он вспомнил, почему в области живота его то и дело пронзает жгучая боль. Именно туда попала охранница, выстрелив из электрошокера. Как сенсационно она бы выглядела здесь в своем бронежилете.
Внизу живота он так же чувствовал жжение, от водки, которую она туда вылила.
Он сложил штаны, спрятав в них пистолет, и оставил одежду на тротуаре. Темнота будто сама указывала ему путь, и он шел, касаясь плечом досок, пока не увидел свет. Он шел медленно, осторожно, и, сделав где-то десять маленьких шагов, достиг края перекрестка.
Он тоже лег на асфальт между остальными и чувствовал неровности на земле, когда-то бывшие жвачкой, которую многократно переезжали машины. Он чувствовал запах испарений, исходящих от земли, утечек топлива, паленой резины, горячей смолы. Он лежал на спине, повернув голову и положив руку на грудь. Его тело чувствовало себя здесь глупо. Одним глазом он видел камеру, снимающую их с двадцатифутовой высоты. Но основные съемки еще не начались, думал он, пока женщина с любительской камерой снимала происходящее.
- Бобби, давай начинать, - сказал один ассистент другому.
Через некоторое время улица погрузилась в тишину. Голоса умерли, исчезло чувство далекого движения. Теперь он чувствовал присутствие тел, всех тел, их дыхание, тепло и кровь, бегущую по венам. Люди, непохожие друг на друга, вдруг стали похожи в этой куче, все вместе они были живы и мертвы. Они были всего лишь массовкой в этой сцене, им просто приказали не двигаться, но впечатление от всего этого было настолько сильным, что Эрик не мог думать о чем-либо другом.
- Привет, - произнес кто-то.
Это был человек, лежащий лицом вниз рядом с ним, женщина, вытянувшая руку. Ее волосы были светло-каштанового цвета, или скорее каштаново-желтые. Возможно серо-желто-коричневого или красно-коричневого. Или цвета щавеля. Да, "цвет щавеля" звучит лучше.
- Мы должны быть мертвы?
- Не знаю, - ответил он.
- Никто нам ничего не сказал. Меня это раздражает.
- Ну, прикинься мертвой.
Положение руки заставляло ее говорить в асфальт, поэтому слова получались нечеткими.
- Я нарочно приняла такую позу. Что бы с нами ни случилось, скорее всего, случилось без предупреждения, и я хотела показать это, индивидуализировав своего персонажа. Целая рука скручена. Если поменяю позу - будет неправильно. Кто-то сказал, что фильм не получил финансирования. Наверное кто-то передумал в последний момент. Денег больше нет. Это последняя сцена, которую они снимут перед тем, как свернуть проект. Так что нельзя идти на поводу у своих желаний, не правда ли?
У Элиз ведь волосы тоже были цвета щавеля? Он не видел лица женщины, а она не видела его. Но он с ней разговаривал и она точно его слышала. Если это Элиз, то почему она не реагирует на голос собственного мужа? Хотя, зачем ей реагировать? Это неинтересно.
Грохот проехавшего где-то грузовика вибрацией отдавался в его позвоночнике.
Читать дальше