Его сигара тлела в пепельнице на полке с напитками, и он снова ее зажег. Из-за аромата он почувствовал себя совершенно здоровым. Он чувствовал запах благополучия, долгой жизни, даже безмятежного отцовства, где-то, в горящих листьях.
Через улицу находился еще один театр, под названием "Билтмор", рядом с пустынным концом квартала. Он увидел, что фасад здания был обстроен лесами, а в контейнере для мусора, находящемся недалеко, лежали строительные камни. Процесс реставрации шел полным ходом. Двери были закрыты на замок, но некоторые люди проскальзывали через вход, ведущий к сцене: молодые мужчины, женщины, пары и даже группы. Он слышал какой-то шум, или звуки города, или музыку с сильным ритмом, доносящуюся из глубин здания.
Он знал что пойдет туда. Но сначала ему надо потерять еще больше денег.
Кристалл в его наручных часах тоже был экраном. Когда он активировал онлайновые функции, другие возможности отключились. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы расшифровать закодированные подписи. Так он взламывал корпоративные системы, за небольшое вознаграждение проверяя их защиту. На этот раз он воспользовался своим навыком, чтобы исследовать банковские, брокерские и офшорные счета Элиз Шифрин, а затем, благодаря алгоритмам, выдать себя за нее и перевести деньги с этих счетов на "Пэкер Капитал", где он откроет новый счет, почти в ту же секунду, используя крошечную клавиатуру на корпусе часов.
Затем он приступил к потере денег, разбрасывая их в дыму гремящих рынков. Так он мог убедиться, что не сможет принять ее финансовую помощь. Этот жест его тронул, но, конечно, надо было сопротивляться или умереть душой. Но это не единственная причина, почему он транжирил ее деньги. Он сам делал жест по отношению к ней, знак иронического конца их соединения. Пусть все рушиться. Пусть они увидят друг друга чистыми и одинокими. Это была месть одного человека мифической паре.
Сколько же она стоила?
Он был удивлен. Общая сумма - семьсот тридцать пять миллионов долларов США. Цифра казалась ничтожной, как джекпот лотереи, разделенный между семнадцатью работниками почты. Слова звучали ничтожно и жалко. Он попытался почувствовать стыд за нее. Но все это был только воздух. Воздух, который выдыхается изо рта, когда кто-то говорит, произносит шифрованные строки, взаимодействующие в симулированном пространстве. Пусть они увидят друг друга в чистом, смертоносном свете.
Данко шел впереди него, пока они не дошли до двери, ведущей к сцене. Там стоял гигант-вышибала, накаченный стероидами. На его больших пальцах были перстни с черепами. Данко поговорил с ним, расстегнув пиджак, чтобы показать оружие в кобуре - лицензию на работу охранником, и мужчина показал куда надо идти. Эрик следовал за охранником вниз по проходу, стены которого были покрыты еще не отсохшей штукатуркой, затем по крутой, узкой, металлической лестнице и небольшому подиуму.
Он посмотрел вниз, на невзрачный театр, наполненный звуками электронной музыки. Тела теснились рядом с оркестровой ямой и в ложах, на почти развалившемся втором балконе кружили танцоры, занимавшие все пространство от ступенек до вестибюля. Их тела двигались в циклоническом танце. И на сцене, и в яме, тела купались в бесцветном свете.
С балкона свисал плакат из простыни. Надпись, сделанная вручную, гласила:
ПОСЛЕДНИЙ ТЕХНО-БУНТ
Музыка была холодной и повторяющейся, с помощью компьютера она образовывала длинную петлю из ударных переходов, с далекими, глухими, пульсирующими звуками.
- Это сумасшествие. Они захватили весь театр. Что вы думаете? - спросил Данко.
- Не знаю.
- Я тоже не знаю. Но думаю, что это сумасшествие. Выглядит как галлюцинация. Как вы думаете?
- Да.
- Мне кажется это действие наркотика. Его называют "Ново". Избавляет от боли. Посмотрите как им хорошо.
- Дети.
- Да, это дети. Именно. Какую боль они могут чувствовать, что им необходимо принять лекарство? Ладно музыка слишком громкая, и что? Они красиво танцуют. Но из-за чего они чувствуют боль? Из-за того, что им еще нельзя покупать пиво?
- Сейчас боли всем хватает, - сказал Эрик.
Трудно было одновременно говорить и слушать. В конце концов им пришлось смотреть друг на друга, читая по губам слова, заглушаемые шумом. Теперь, когда он знал имя Данко, можно было его по-настоящему увидеть. Это был человек примерно сорока лет, среднего роста, со шрамами на лбу и на щеке, кривым носом и короткой стрижкой. Он не жил в своей одежде, в водолазке и пиджаке. Он жил в теле, выкованном из опыта, страданий и доведенного до крайности.
Читать дальше