КОСМОПОЛИС

- И теперь нам нужно действовать соответственно.

- Но нам все еще нужно то, что нужно, - сказал Эрик.

Торвал поменял свое местоположение и посмотрел на Эрика. В этом была какая-то неправильность, оскверняющая логику шифрованных взглядов, тонов голоса и других жестов, которые всегда воспринимаются одинаково. Впервые за все время он так открыто изучал Эрика. Он смотрел и кивал, обдумывая какую-то мрачную мысль.

- Нам нужно постричься, - сказал ему Эрик.

Он увидел лейтенанта полиции, несущего переносную рацию. Какая мысль пронзила его разум, когда он это увидел? Ему хотелось спросить этого человека, почему он все еще использует такое хитроумное приспособление, почему называет его так, как называет, вынося глупую рифму из века индустриальных прорывов и перенося ее в измерения, где все состоит из разума и света.

Он вернулся в машину, ожидая, когда она наконец сдвинется с места. Люди начали расходится, некоторые, в банданах, были все еще защищены от слезоточивого газа и полицейских камер. Стычки все еще продолжались, несколько мужчин и женщин бежали по осколкам стекла, рассыпанным по всей улице, другие свистели на копов, стоящих посередине перекрестка.

Он рассказал Кински о сообщении.

- Вероятность высокая?

- Очень высокая.

Она обрадовалась и снова стала собой, улыбнувшись чему-то. Затем она посмотрела на него и ее улыбка превратилась в смех. Он не знал, что смешного она в этом нашла, но и сам начал смеяться вместе с ней. Он чувствовал определенность и самореализацию, которая усилилась и очистилась.

- Это ведь интересно - сказала она.

Он ждал.

- Тема человека и бессмертия.

Люди чем-то накрыли обугленное тело и на каталке отвезли вверх по улице, на которой кишели крысы. Появились первые капли дождя, а свет резко изменился, став сверхъестественным, но в то же время и естественным, конечно, ведь электрические заряды в небе были частью этой человеческой драмы.

- Ты живешь в здании, которое достает до небес и при этом не несет никакого наказания со стороны Бога.

Ее это смешило.

- И ты купил себе самолет. Я почти забыла об этом. Советский или экс-Советский. Стратегический бомбардировщик, способный уничтожить маленький городок. Это правда?

- Это старый "Ту-160". В НАТО его называют "Блэкджек А". Их использовали где-то в 1988 году. Они носили ядерные бомбы и крылатые ракеты, - сказал он, - Но про это ничего не было сказано в контракте.

Она счастливо и очаровано захлопала в ладоши.

- Но они бы не позволили тебе на нем летать. Или ты все-таки можешь летать?

- Могу и летал. Они не позволили бы мне летать на нем с полным вооружением.

- Кто не позволил бы?

- Государственный департамент. Пентагон. Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях и огнестрельном оружии.

- Русские?

- Какие русские? Я купил его на черном рынке по-дешевке от одного бельгийского оружейного барона из Казахстана. Вот там-то я и сел за руль самолета. Полчаса полета над пустыней обошлись мне в тридцать один миллион долларов США.

- А где он сейчас?

- Стоит среди ветров на складе в Аризоне. Ждет сменных запчастей, которые никто не может найти. Я езжу туда время от времени.

- Зачем?

- Чтобы смотреть. Он ведь мой, - ответил Эрик.

Она закрыла глаза и начала думать. На экранах были все те же графики и диаграммы, рыночные новости. Она сжала одну руку в другой так сильно, что кровь отлила от пальцев.

- Люди не умрут. Ведь это и есть кредо новой культуры? Люди будут поглощены потоками информации. Я мало знаю об этом. Компьютеры умрут. Они и сейчас умирают. Они так же мертвы, как и их отдельные части. Процессор, монитор, клавиатура. Они переплавляются в текстуру ежедневной жизни. Это правда?

- Даже компьютеры, работающие по голосовым командам?

- Даже компьютеры, работающие по голосовым командам, выглядят отсталыми и тупыми.

Она открыла глаза и посмотрела на него, разговаривая тише. Казалось, она видела его насквозь. Он представил ее, ночью, сидящей на его груди, окруженной светом свеч. В этом не было ничего сексуального или демонического, она просто была там, чтобы разговаривать с ним, пока он спал, беспокоя его сны своими теориями.

Она говорила. В этом была ее работа. Она была рождена с этим и ей платили за это. Но во что она верила? Ее глаза были непроницаемыми. По крайней мере для него они были тусклыми, серыми, далекими, неживыми, иногда они сверкали, но только когда она что-то понимала или появлялась новая теория. Где была ее жизнь? Чем она занимается, вернувшись домой? Кто с ней живет, кроме кота? Он думал, что у нее должен быть кот. Но как они могли о подобном говорить? Для них это непозволительно.