Послышались стоны. Какой-то мужчина стоял и кричал, две женщины сидели на бордюре и рыдали. Они прикрывали руками свои лица и головы. Другая женщина подошла к горевшему и попыталась потушить огонь. Она осторожно махала своей курткой, так, чтобы не задеть его. Он слегка трясся, а его голова горела будто бы отдельно от тела. Пламя разделилось.
Огонь охватил его футболку, и она постепенно растворялась в воздухе, превратившись в дымящееся вещество. Его кожа потемнела и на ней появились пузырьки. Этот запах теперь чувствовали все, запах горящей плоти и бензина.
Канистра стояла рядом с его коленями и тоже горела. Пламя охватило ее, когда мужчина себя поджег. Там не было бормочущих что-то монахов и монахинь в коричневато-желтых робах. Похоже, он сам был инициатором этого.
Он был молодым, или нет. Эрик судил по смыслу этого действия. Они хотели, чтобы он был молодым. Эрик верил, что даже полиция этого хотела. Никому не нужен сумасшедший. Это было бы неуважение к их акции, их риску, всей работе, которую они проделали вместе. Он не был человеком со всякими приступами, живущим в узкой комнате, или слышащим какие-то голоса.
Эрик хотел почувствовать боль этого мужчины, его выбор и невероятную силу воли. Он попытался представить его, лежащим в постели и пристально глядящим на стену, продумывая план действий. Пришлось ли ему покупать спички в магазине? Он представил себе звонок кому-то, кто далеко, матери или любимой.
Операторы ушли со своего места, откуда снимали небоскреб. Они перебежали к углу улицы, с камерами на плечах, и начали снимать горящего человека.
Он снова опустился на откидное сидение, лицом к Вие Кински.
Даже после всех избиений, взрывов, нападения на инвестиционный банк, он все еще думал, что в этом протесте было что-то театрализованное, даже чарующее, в этих парашютах и скейтбордах, в пенопластовой крысе, в перепрограммировании часов на строки из стихов и из работы Карла Маркса. Он думал, что Кински была права, когда описывала это как что-то, выдуманное рынком. Протест был частью систематической очистки. И это заново доказало, в тысячный раз, насколько гениален рынок, насколько он гибок и как может поглощать все окружающее.
А теперь... Человек горит. Позади Эрика на всех экранах показывали это. И будто все действие остановилось: протестанты, бунт, полицейские. И только камеры двигались. Что же поменялось? Все. Кински ошиблась. Рынок не мог все контролировать, не мог заставить того мужчину сделать что-то настолько ужасное. Это было кое-что за пределами рынка.
На ее лице была печаль. Интерьер машины предполагал, что главный человек должен был находится там, где сидела Кински, на его месте. И он видел, как ей нравилось сидеть в кресле с кожаной обивкой и передвигаться по городу днем или ночью. Но сейчас она была подавлена и не смотрела на него.
- Это было неоригинально, - наконец произнесла она.
- Эй. А что тогда оригинально? Он ведь это сделал.
- Это было слишком обычно.
- Он облил себя бензином и зажег спичку.
- Как те вьетнамские монахи, один за другим, в позе лотоса.
- Представь его боль. Почувствуй ее.
- Они приносили себя в жертву.
- Он сделал это, чтобы заставить людей думать.
- Это неоригинально, - повторила она.
- Ему что, обязательно нужно было быть буддистом, чтобы его восприняли серьезно? Он сделал серьезную вещь. Он убил самого себя. Не это ли нужно сделать, чтобы показать им свою серьезность?
Торвал хотел с ним поговорить. На двери было множество вмятин, и Торвалу понадобилось несколько минут, чтобы ее открыть. Эрик нагнулся, чтобы выйти из машины. Кински не смотрела на него, даже когда он прошел рядом с ней.
Команда парамедиков медленно двигалась через толпу, используя каталки, чтобы прочистить себе путь. На пересечении улиц звучали сирены.
К этому времени тело уже перестало гореть, но оно все еще оставалось в сидячей позе, источая дым и образуя вокруг себя легкий туман.
Рядом с машиной двое мужчин стояли со строгим безразличием на лицах. Они не смотрели друг на друга. Машина не двигалась. Она была разрисована множеством красно-черных полосок. На ней были дюжины длинных царапин и отметин.
- Только что... - начал Торвал.
- Что?
- ... пришло сообщение из комплекса, касательно вашей безопасности.
- Кажется они слегка опоздали.
- Эта угроза более конкретная.
- Тогда угроза тоже была.
- Вероятность нападения высокая. А значит оно случится очень скоро.
- Теперь мы в курсе.
Читать дальше